Научи меня видеть ночью (СИ)

— Я… Отпустите меня. Мне больно, — попытавшись вытащить руку из стальной хватки, прошептала Алина, придерживаясь тактики не привлекать лишнее внимание криками.

Она не станет кричать и паниковать не станет, хотя внутри всё стянулось в премерзкий узел страха. Окружающие-то этого не знают. Она, в конце концов, гриш и ей не нужна ничья помощь. Плюнув на толпу, Алина вырвала руки и поднесла ладони к широко распахнутым глазам мужчины, воззвав к свету, усиливая давление и не позволяя высвободиться. Меч упал. Свет откликнулся незамедлительно, воспроизводя когда-то уже использованный болезненный трюк. Стражник заверещал от боли. И Алина кинулась бежать, как загнанный зверь — не разбирая дороги. Ноги ещё остаточно ныли из-за продолжительного переохлаждения и совладать с ломотой было тяжело, но Боткин не для того мучал её на тренировках, чтобы она позорно распласталась вот так, посреди взболомученной толпы, выискивающей округлившимися глазами завалившегося ничком незнакомца в форме, который безостановочно кричал, не отнимая рук от лица, покрывшегося уродливыми волдырями. Но не тут то было: со стороны каменной арки показался другой, не менее свирепый стражник, бежавший в её сторону с более чем ясными намерениями. Любые пути отхода были отсечены, со всех сторон наступала стража. Её зажимали в кольцо.

— Стой, ведьма!

«Ведьма? Я покажу вам, какая я ведьма».

Алина решительно вскинула руки, начав заламывать и двигать пальцами, чтобы рассеять свет на лучи и поразить сразу несколько целей. Видел бы меня ты, я и без перчаток безупречна, Дарклинг. Но не успел свет верно заплясать на ладони, как запястье перехватили и отвели в сторону. Алина дёрнулась, поражённая столь неслыханной наглостью. И в глаза впечатался образ Александра, свежий, вырванный из контекста, ранее ею невиданный. Обтрепанная крестьянская одежда, всклокоченные волосы, словно их постоянно пропускали сквозь пальцы, спадающая на глаза чёлка, но всё те же пронизывающие насквозь глаза. Ни чёрного кафтана, ни гришийской элиты, ни опричников позади. Один взгляд мог пригвоздить к стене, один разрез — лишить жизни, но сейчас ни того, ни другого. Это был не Дарклинг, просто Александр. И это была Ос Альта, какой её знал только он. Сердце бешено заколотилось от пугающей догадки.

— Нет, только не ты, — вспыхнула Старкова, повинуясь тому, как бунтующе встрепенулось всё внутри. До обидного — ему на встречу. Гребаный живой усилитель.

— Уймись! — не выдав удивления, которое имело место быть судя по рваному движению плеч, прошипел он. — Я помогаю тебе, — с нажимом дополнил, едва не задев ухо. — Не позволяй силе взять над собой вверх.

Очевидный намёк на то, чтобы приструнила свои способности и не раскидывалась ими направо и налево. И этот вечный наставнический тон. Огреть бы его чем-то.

— Ты не спасение, а проклятие!

Он еле заметно мотнул головой, взывая к рассудку, который туманила жгучая ненависть.

Кириган врал ей днями. ДНЯМИ. Напролёт. Каждым жестом, словом и шагом. Каждым прикосновением, комплиментом и поцелуем. Всем, что хотелось вывести из себя кровопусканием, выжечь, высечь, избавить от боли, расколовшей душу, когда глаза вцепились в старый портрет, а сердце, разбитое на тысячи осколков, в крошево стёрло осознание собственной наивности. Веры. Надежды. Чувствуя себя обманутой, втоптанной в грязь, Алина была готова собственноручно сжечь его дотла, и если порядок вещей предоставит ей такую возможность, она обязательно ею воспользуется. Это грохотало клятвой, данной себе в полумраке подземелья, когда слёзы пекли глаза, когда не верилось собственному сердцу, когда казалось, что проще обвинить во всём Багру, вернуться в зал военного совета, разыскать Дарклинга и потребовать объяснений. Но сейчас… сейчас и впрямь было не до их внутренних разборок, где бы она не оказалась, стоило сначала разобраться, что всё-таки стряслось. И в процессе хорошо бы не попасть на смертную казнь. С местом в центре сия мероприятия.

Тяжело дыша, Алина смиренно съёжилась, разыгрывая роль только что осознавшей свою ошибку девушки, но не сумела совладать со своей мстительностью и больно наступила ему на ногу. Как бы не нарочно, но с таким злорадствующим видом, что стиснувший зубы Александр нервно дёрнулся.

— Что за чушь ты несёшь? Подыграй, иначе оба окажемся на костре. — свирепо прошептал он, в отместку усиливая хватку. Там останутся следы.

— Ты кто ж? Дрюскель аль царский защитник? — послышалось чье-то насмешливое недовольство. Чей-то выкрик из толпы, обступившей их со всех сторон плотным кольцом разношерстного происхождения и ремесла, в томительном ожидании развязки. Хлеба и зрелищ, как же. Костров и смерти.

— Ты ещё кто? Отвечай! — потребовал стражник и грозно перехватил рукоять меча, подпитываемый давлением толпы.