Научная объективность и ее контексты

Вскоре последовал второй шаг, когда критика науки сосредоточилась не ее возможных использованиях и последствиях, а на ее когнитивной деятельности, отрицая, что она представляет собой ту модель исследования, обеспечивающую беспристрастное, публичное, проверяемое и критическое знание, которой она долгое время считалась. Утверждалось, напротив, что наука всегда есть продукт некоторого конкретного социального сообщества, что она вырастает из общего мировоззрения и установок этого сообщества, что она неизбежно имеет тенденцию служить интересам его господствующего класса и оказывать интеллектуальную поддержку идеологии этого класса. Предполагаемая объективность и проверяемость научных доктрин объявлялась чисто фиктивной, поскольку иерархическая организация научного сообщества, связи между его политическими и/или экономическими лидерами, контроль, осуществляемый над публикациями, доступ к финансированию исследований и реальная возможность выражения диссидентских (научных) мнений – все определялись на основе ненаучных критериев. Так что наука осуждалась как (вольная или невольная) прислужница «власть имущих», отражающая (осознанно или неосознанно) их идеологию.

Эта волна критики испытывала влияние политических и идеологических целей и, как мы уже отмечали, развивалась в основном некоторыми направлениями западного «неортодоксального» марксизма, стремившимися подорвать одну из самых прочных опор интеллектуальной оппозиции марксизму. Это противопоставление науки и идеологии особенно подчеркивалось, например, Поппером, осудившим марксизм (и всякую другую идеологию) как устаревший, старомодный, догматический и иррациональный проект решения социальных, экономических и политических проблем. В то время как «ортодоксальные» марксисты в Советском Союзе и других коммунистических странах пытались отвергнуть эту критику, защищая старый «классический» тезис, что марксизм является единственным научным подходом к обществу, западные неомаркисисты (осознавая крайнюю слабость этой претензии) пытались утверждать, что нет существенной разницы между наукой и идеологией, поскольку наука сама идеологически вдохновляема и ангажирована. Поэтому, согласно западным неомарксистам, наука не может служить орудием критики идеологий. Этим объясняется особое место, отводимое тезису, что наука есть социальный продукт. Этот тезис был центральным аргументом, используемым для обоснования утверждения, что наука внутренне идеологична и лишена всякой объективности, которое использовалось как орудие дискредитирования ее как модели честного и независимого поиска истины.

Защитники нейтральности науки не отрицали, что применения науки могут быть опасными, но утверждали, что это вина не науки или ученых, а тех, кто использует научное знание. Научное знание «нейтрально», поскольку может применяться для достижения как полезных, так и опасных целей, и не должно отвлекаться от своего поиска истины такими вненаучными соображениями. Защитники нейтральности науки отвергали также и критику, направленную на когнитивную нейтральность науки, считая ее искажением подлинной природы науки, защищаемым из пристрастных политических целей. Этот спор остался бесплодным не только потому, что на аргументы противников часто влияли противоположно направленные предрассудки, но и (что более существенно) из-за непроясненности самих понятий нейтральности и науки. Поэтому прежде, чем продолжить наше обсуждение, мы постараемся их прояснить. Значение, приписываемое в этом споре «нейтральности», было не наиболее распространенным, согласно которому нейтральность состоит в равноудаленности от обеих противостоящих партий, а она понималась как независимость от их мотивов, предрассудков, интересов, обусловленностей и целей.

Что касается науки, мы должны признать, что обычно понимаем ее двумя разными способами. С одной стороны, мы рассматриваем ее как систему знания, отождествляя ее, например, с содержанием учебников, журнальных статей, теорий т. д., к которому подходят в соответствии с определенными критериями объективности и строгости. С другой стороны – как систему человеческой деятельности профессионального характера; мы, например, говорим, что некто занимается (does) математикой или физикой, но не (как профессией) музыкой или плотничьим делом.