Отыскать настоящий скандал на естественнонаучной почве — чтобы ученый походил на извергающийся в лаборатории вулкан, разбрызгивающий по стенам лаву, — крайне сложно. До осторожных уколов доходило нередко, но штурмовые атаки были исключением. И вот самый лучший тому пример: в 1962 году Брайану Джозефсону, которому тогда было 22 года и он все еще изучал физику в Кембридже, пришла в голову сенсационная и очень сложная теория. В университете Джозефсон был на особом счету: среди сокурсников он прославился тем, что после каждой лекции подходил к доске, чтобы указать лектору на ошибки и объяснить ему правильное решение той или иной задачи. Можно себе представить, как его любили — и студенты, и профессора. Теория Джозефсона довольно путаная и даже физикам дается с трудом. Она строится на так называемой теории БКШ. «Б» — начальная буква фамилии Джона Бардина, который к тому времени уже получил Нобелевскую премию за изобретение транзисторов и готовился получить вторую за разработку той самой теории БКШ. Нисколько не преувеличивая, его можно назвать голиафом физики твердого тела. И вот из-за угла показался Джозефсон, нелюбимый Давид с пращой наперевес, и запустил свои выкладки прямо в лицо признанному гению. И Бардин просто-напросто не мог поверить, как далеко простираются претензии молодого студента физического факультета из Англии, занимавшегося расчетами в своей студенческой келье. Джозефсон опубликовал свои идеи в профессиональном журнале, и его статья привлекла всеобщее внимание. И вот исследователи, которые смогли понять автора или во всяком случае так посчитали, стали делиться на два лагеря: на тех, кто доверял безошибочному чутью Бардина и верил в гениальность и революционность его открытия, и тех, кого убедили доводы неизвестного новичка. Расстановка противников была понятна, и все яснее становилось, что конфликт должен вскоре выплеснуться на поверхность, именно это ожидалось на 8-й Международной конференции по физике низких температур, состоявшейся в 1962 году в Лондоне. До этого события оставалось несколько месяцев, и у противников было время, чтобы оценить позиции друг друга, подготовиться к дуэли и привести в порядок боксерские перчатки… или, лучше сказать, клетки своего мозга.
И вот настал день великой битвы. Перед началом конференции двое ученых встретились в фойе. Они коротко представились друг другу, и посягнувший на авторитет Бардина стал разъяснять ему свою теорию. Бардин спокойно его выслушал, а затем сказал: «Я так не думаю», и стремительно удалился. Первая встреча вышла довольно бессмысленной, по крайней мере такой она показалась Айвару Джайеверу, нобелевскому лауреату. Организаторы мероприятия решили поставить доклады обоих оппонентов следом друг за другом. Обоим отводилось равное количество времени, чтобы представить ученой публике свои выводы.
В любом голливудском фильме до душещипательной кульминации оставались бы считаные мгновения — Джозефсон как раз держал речь, — но здесь происходило вот что: Джозефсон сказал все, что собирался сказать, и слово взял Бардин, Джозефсон перебил его, Бардин раскритиковал теорию Джозефсона, Джозефсон ответил на критику. Бардин окончил свой доклад и покинул сцену. Все прошло спокойно и чинно: оба участника дискуссии продемонстрировали удивительную сдержанность — и в манерах, и в речи. И физики разошлись по домам, на сенсацию не было и намека. Возможно, они не были довольны результатом. Но и после того обмена мнениями все развивалось мирно. Время сделало свое дело: через год после конференции предсказанный Джозефсоном эффект зафиксировали во время эксперимента, и через десять лет он тоже получил Нобелевскую премию по физике.