Последняя иллюстрация эссенциалистской природы желания — это редкое заболевание, синдром Капгра: страдающие им люди считают, что близкие, в том числе супруги, подменены точными копиями. Одна теория объясняет это тем, что у больных пострадала часть мозга, отвечающая за эмоциональную реакцию при встрече с любимыми. Больной может увидеть женщину, выглядящую точь-в-точь как его жена, но он не чувствует, что это она и есть. Возникает интуитивное ощущение, что это незнакомка, и проблема решается путем обозначения ее как самозванки — клона, пришельца, робота.
Типичная реакция — страх и гнев, и бывали случаи, когда больные даже убивали членов своей семьи. Но есть одно известное исключение — реальная история, произошедшая в 1931 году и напоминающая пьесу Зингера о потерявшемся глупце. Некая женщина жаловалась на любовника: он был неумел и не слишком щедро одарен природой. Но после травмы мозга она встретила кого-то “нового”. Он выглядел точно так же, как мужчина, которого она знала, но был “богатым, мужественным, красивым и аристократичным”. Сексуальные и романтические чувства глубоки, и ее болезнь позволила ей начать с начала, увидеть в своем любовнике другого, более привлекательного человека. Это яркий пример эссенциалистской природы привлекательности. Как писал Шекспир, “любовь глядит не взором, а душой”*.
“Сон в летнюю ночь” (пер. M. Лозинского).
Глава 4
Незаменимое
Сколько денег вы бы взяли за одну из своих почек? А за своего ребенка? А за секс? Допустим, миллиардер арестован или призван на военную службу. За какие деньги вы согласились бы отправиться в тюрьму или в армию вместо него?
В таких сделках люди участвуют уже давно, но сейчас в большинстве стран мира они нелегальны. Философ Майкл Уолцер написал интригующий текст, озаглавленный “Чего не купишь за деньги”. Он приводит перечень запрещенных в США товаров. Среди них:
1. Люди (то есть рабство),
2. Политическая власть и влияние,
3. Уголовное правосудие,
4. Свобода слова, прессы, вероисповедания и собраний,
$. Семейные и репродуктивные права,
6. Освобождение от военной службы и работы в суде присяжных,
7. Политические должности,
8. Вынужденное самоограничение (согласие не прибегать к защите законов о минимальной оплате труда, о защите труда и здоровья),
9. Награды и почести,
10. Божья благодать,
11. Любовь и дружба.
Эти запрещенные сделки представляют собой “табуированный обмен”. И дело не в том, что мы лично не хотим участвовать в таких транзакциях или что мы уверены, что если бы их разрешили, людям стало бы в некотором отношении хуже. Нет, все гораздо глубже. Многие люди считают такие сделки отталкивающими, неестественными, “морально разлагающими”. Психолог Филип Тетлок и его коллеги провели хитроумный эксперимент. Они рассказывали участникам исследования разные варианты истории о человеке, который столкнулся с возможностью табуированного обмена: о больничном администраторе, раздумывающем, потратить ли миллион долларов на спасение жизни пятилетнего ребенка. Вышло так, что участники эксперимента не одобрили решение администратора априори, вне зависимости от того, что он в конце концов решил. Мучительно даже думать о подобном выборе.
Подобные ситуации могут казаться исключительными. В конце концов, все вещи имеют свою цену. У нас нет проблем с покупкой и продажей вещей вроде автомобилей, рубашек или телевизоров. Мы приписываем ценность предметам обихода исходя из их полезности — того, что они могут нам дать. Ведь мы участвуем в рыночной экономике.
В этой главе я объясняю, что все не так просто. Начну с того, что наше сознание совершенно не приспособлено к рынку и мы часто отвергаем мысль, что тот или иной объект можно обменять на деньги. Затем я перейду к вопросу о том, почему нам нравится обладать определенными вещами, и покажу, что хотя практическая польза важна, есть и факторы интереснее. Мы эссенциалисты, так что все мы, включая маленьких детей, думаем о вещах, которые нам принадлежат, в контексте их скрытой сути и их истории. Такого рода эссенциализм объясняет, что нам нравится в вещах, а также почему некоторые из них дарят нам сильное, долгое удовольствие.
Провалы рынка
Однажды летом кто-то проник в мой дом сквозь окно со двора, которое мы оставляли открытым. Окно маленькое, так что вор, скорее всего, не был взрослым. Рядом с окном стоит стол, а на столе были новый лэптоп (мой), старый компьютер (моей жены) и мой бумажник. Вор ничего из этого не взял. Более того, он (или она; я пробую составить портрет преступника и буду исходить из того, что это он) не стал красть телевизор или £)У/)-плеер, стоявшие в комнате. Но он забрал игровую консоль
Мы были сбиты с толку, как и полиция. Особенную загадку представлял собой оставленный бумажник — ведь он был полон денег. Простейшее объяснение — вор его не заметил. Но мне в голову приходит более интересная версия.