Наука удовольствия: почему мы любим то, что любим

Вымышленный пример — домовой эльф Добби. Он причиняет себе вред, когда делает что-то не так: “О нет, нет, сэр, нет... Добби должен наказать себя самым мучительным образом за то, что пришел повидать вас, сэр. Добби должен прищемить себе уши печной дверцей”. Но так бывает не только в вымышленных историях. В рамках одного исследования студентам предлагали наносить себе удар током, поворачивая рукоятку. Интересно, что сила удара возрастала, если до подключения к машине участников просили вспомнить какой-нибудь грех, что-либо, что они сделали в жизни не так.

Одна из параллелей между жестоким и повседневным мазохизмом состоит в том, что в обоих случаях нужно контролировать интенсивность боли. Любитель острой пищи должен следить за тем, что он кладет в рот. Поклонник хоррора сам выбирает фильм и решает, зажмуриваться ли ему. В садомазохизме (С/М) крайне важно, чтобы “М” мог подать “С” сигнал остановиться, и тот моментально отреагировал. Сигнал этот иногда называют “безопасным” словом.

Значит, философ Жиль Делез может быть отчасти прав, настаивая на том, что мазохизм направлен не столько на причинение боли и унижения, сколько на создание интриги и фантазий. Контроль исключительно важен, и именно это отличает мазохистское удовольствие от обычного удовольствия. Дэниел Бергнер излагает неприятный сюжет: закупщик лошадей по имени Элвис попросил, чтобы его полили медом, приправили имбирем и поджаривали на вертеле в течение трех с половиной часов. Это очень больно. Однако готов спорить, что если бы Элвис однажды утром вылез из постели и больно ушиб ступню, ему бы это совсем не понравилось, потому что на такое он не подписывался.

Предельный случай — визит к стоматологу. (В чем разница между стоматологом и садистом? У первого журналы свежие.) Одна статья о садомазохизме описывает женщину с высокой потребностью в боли, которая, однако, терпеть не могла походов к стоматологу. Ее бойфренд попытался убедить ее представить стоматологический осмотр как эротическое приключение, но ничего не вышло. Тут никак нельзя было обойти факт, что лечение зубов — это вынужденная боль, а не то, что она выбрала сама.

Грезы

Наш ум склонен блуждать. Когда сознание не занято чем-либо другим, мы обдумываем наше прошлое, планируем отпуск, скромно принимаем награды, выигрываем споры, занимаемся любовью и спасаем мир. Трудно узнать точно, какую часть жизни мы тратим на это. Около тридцати лет назад были проведены эксперименты, в ходе которых люди по псевдослучайному графику в течение дня слышали сигнал и записывали, что они делали. Около половины времени бодрствования заняли грезы.

Недавнее исследование с помощью томографа позволило ученым пойти дальше: изучить активацию разных участков мозга во время выполнения человеком рутинной, повторяющейся задачи. Исследователи обнаружили в мозге участки, которые активируются, когда люди сообщают, что они отвлекаются, и заключили, что активация этой части мозга — его обычное состояние. Эти участки выключаются только тогда, когда люди делают что-либо, требующее сосредоточенности.

Грезы предполагают создание воображаемых миров. Вы можете представить себя в лесу, гуляющим по пляжу или летающим по воздуху. Тут мы сами себе и художники по декорациям, и специалисты по подбору актеров, и сценаристы — мы создаем воображаемых существ и населяем ими эти миры. Это индивиды, которые взаимодействуют с нами, будто живые люди. Экстремальный вариант — шизофрения, когда изобретение другого себя происходит помимо воли человека и больной верит, что эти сущности — реальные внешние акторы вроде сатаны, пришельцев или ЦРУ. Но обычно человек контролирует их и знает, что они созданы им, и каждый, наделенный даром речи, иногда пользуется этим даром, разговаривая с несуществующими людьми.

Иногда определенное воображаемое существо остается с нами и превращается в регулярно являющегося персонажа. Когда такое происходит с детьми, мы характеризуем эти альтернативные сущности как воображаемых друзей или компаньонов. Психолог Марджори Тейлор изучила этот феномен лучше, чем кто-либо еще, и она отмечает, что, несмотря на стереотипы, дети, выдумывающие таких компаньонов — не неудачники, не одиночки и не находятся на грани психоза. Более того, они могут быть даже лучше подготовлены к социальной жизни, чем дети без таких компаньонов. И они никоим образом не безумны. Дети прекрасно понимают, что эти персонажи лишь в их воображении.

Для взрослых существование таких устойчивых воображаемых компаньонов нетипично, хотя и такое бывает. Тейлор отмечает: писатели, выпускающие серии книг с одними и теми же персонажами, зачастую утверждают, будто эти персонажи отчасти решают свою судьбу.