Наука удовольствия: почему мы любим то, что любим

Но у воображения есть ограничения. Наши амбиции не останавливаются на приобретении новых впечатлений. Они выходят далеко за пределы нашего разума. Тот, кто тренируется в марафонском беге, не просто хочет добиться ощущения бега или убеждения, что он бежит марафон, — он хочет пробежать эту дистанцию. При прочих равных условиях управлять самолетом лучше, чем играть в авиасимулятор; секс лучше мастурбации; слухи лучше, чем остроумные, но выдуманные диалоги телеперсонажей. Воображаемые удовольствия — важнейшая часть жизни, но их одних недостаточно.

Глава 8 Зачем нам удовольствие

На протяжении большей части истории нашего вида не существовало ни телевизора, ни интернета, ни книг. У наших предков не было ни ресторанов “Макдоналдс”, ни противозачаточных таблеток, ни “Виагры”, ни пластической хирургии, ни ядерного оружия, ни будильников, ни флуоресцентных ламп, ни тестов на отцовство, ни писаных законов. Тогда на свете не было миллиардов людей.

Наши мозги — не современные творения, и многие наши неприятности объясняются несовпадением психологии каменного века и условий, в которых мы сейчас живем. Простой пример — ожирение. Человеку было трудно добывать пищу почти всю свою историю. Еще несколько веков назад средняя европейская семья тратила более половины своего бюджета на пропитание, да и получала в итоге немного: например, француз в XVIII веке ежедневно потреблял в среднем столько же калорий, сколько получает современный гражданин голодающей африканской страны. В мире, где еда в дефиците, разумно есть, когда есть что есть, и запасать жир. Тогда было самоубийственным отказываться от свежих фруктов или мяса. Но сейчас многие люди живут в условиях, когда еда дешева, обильна и производится так, чтобы быть максимально приятной на вкус. Трудно — а для многих невозможно — противостоять дарвинистскому императиву: слопать все.

Еще пример. Было бы разумно рассматривать оскорбления и провокации со стороны незнакомцев — грубое поведение на дороге, грязные замечания в интернете — как несущественные. Нет ни малейшей выгоды в том, чтобы злиться. Однако человек, как и прежде, не приспособлен думать о незнакомцах, поэтому мы пристально (слишком пристально) следим за тем, что люди о нас говорят. Вот откуда агрессивное поведение на дорогах и войны в блогах.

Наконец, люди жили и эволюционировали в мире львов, орлов, куропаток и всего такого. Мы получаем удовольствие от природы. Многие наши современники упускают это из виду, ведь мы проводим свои дни в искусственной среде. Биолог Эдвард О. Уилсон доказывал, что это отчуждение от природы плохо на нас сказывается: “Мы... забываем, как много значит для нас мир природы”. Некоторые исследования показывают, что даже ограниченная доза чего-то естественного — вроде возможности посмотреть на мир через окно — полезна для здоровья. Тогда в больницах люди выздоравливают быстрее. Заключенные реже болеют. Возня с домашними животными улучшает жизнь любого, от детей-аутистов до тех, кто страдает болезнью Альцгеймера.

Эти расхождения интересны и важны, и на них сосредоточены многие исследования и теоретические разработки в эволюционной психологии. Но ученые иногда упускают, что мы — не посторонние. Мы не крысы в лабиринте экспериментатора и не цирковые слоны. Мы сами построили этот искусственный мир. Это люди придумали “Биг-Мак” и печенье “Твинки”, скоростные шоссе, интернет и небоскребы, государство, религию и законы.

До этого момента книга была посвящена тому, что нам нравится и почему нам это нравится. В последней главе я рассмотрю некоторые следствия эссенциалистской природы удовольствия и его влияние на мир, в котором мы живем.

В сущности — нонсенс

Артур Кестлер рассказывает о двенадцатилетней девочке, дочери своего друга, которую сводили в Морской музей в Гринвиче, а потом попросили назвать самое красивое, что она там увидела. Она ответила, что это рубашка адмирала Нельсона. Как она выразилась, “рубашка с кровью просто прекрасна. Здорово: настоящая кровь на настоящей рубашке по-настоящему важного человека”.

Так и слышишь вздох Кестлера, когда читаешь его замечание: “Мы можем сопротивляться магии внутри нас не больше, чем земному притяжению”. Слово “магия” нагружено ассоциациями с иррациональностью, но может быть, это и правильно. Одно дело — предпочитать то или иное кресло, потому что оно удобнее, или радоваться картине, потому что вы поражены ее красотой. Это небессмысленно. Но не странно ли, что мы радуемся вещам (вроде рубашки покойника) не потому, что они могут принести нам пользу, и не благодаря их неким ощутимым качествам, а из-за их истории, в том числе из-за их незримой “сути”? “Сути”, которой нет! И не кажется ли тогда эта книга каталогом человеческой глупости? Разве это не длинный перечень доводов в пользу того, что на наслаждение влияют разные пустяки?