Navsegda

малейшего желания сдержать данное обещание. Какой прок в обещаниях? Как можно

ожидать от других, что они сдержат слово, когда мир вокруг настолько изменчив,

бессмыслен и ненадежен?

— Тебе нужно сегодня сходить в похоронное бюро, — говорит Анна. — Хочешь, я

им позвоню?

Я киваю. Это всё, на что я способна. Поэтому только это я и делаю.

Анна звонит по своему мобильному в похоронное бюро. Оказалось, что я должна

была позвонить им еще вчера. Я слышу, как администратор недовольна тем, что мы

«опаздываем». Подруга ничего мне не передает, но, судя по ее тону, ее неприятно

отчитывают. Пусть они выскажут свое недовольство мне. Пусть только попробуют. Я с

радостью наору на эту наживающуюся на чужой трагедии свору.

Анна отвозит меня в бюро и припарковывает машину на уличной стоянке. Под

зданием есть гараж, но за каждую четверть часа там берут по два с половиной доллара.

Совсем озверели. Я отказываюсь пользоваться услугами жадных придурков. И это, кстати,

не имеет никакого отношения к моему горю. Ненавижу тех, кто взвинчивает цены. На

знаке написано, что стоянка бесплатна для тех, у кого на парковочном талоне будет стоять

печать из «Похоронного бюро Райта и его сыновей». Представляю себе эту картинку: «Да,

мы бы хотели, чтобы вы подготовили его к прощанию. Кстати, не поставите сюда

печать?». Ужас.

Я смотрю на себя в боковое зеркало. Мои веки опухли, глаза покраснели, щеки

покрыты розовыми пятнами, влажные ресницы слиплись. Подруга протягивает мне свои

большие солнцезащитные очки. Надев их, я выхожу из машины. Бросив напоследок еще

один взгляд в зеркало, я ощущаю себя — одетую в деловой костюм, с крупными

солнцезащитными очками на глазах — Жаклин Кеннеди. Может быть, каждой женщине

хочется где-то и в чем-то быть Первой леди Америки, но только не той, что хоронит

своего мужа.

У парковочного автомата Анна обшаривает свои карманы, но не находит ни одного

четвертака.

— Черт. Совсем мелочи нет. Ты иди, а я тут разберусь, — говорит она, направляясь

к машине.

— Подожди. У меня есть мелочь. — Я открываю свой кошелек, достаю монетки и

кидаю их в автомат. — К тому же, боюсь, без тебя я не справлюсь. — Я снова плачу, и из-

под очков, стекая по щекам, капают слезы.

ЯНВАРЬ

Когда мы сели в машину Бена и он спросил меня, готова ли я к приключениям, я

ответила: «да».

— Я имею в виду: к настоящим приключениям, — уточнил он.

25

— Готова!

— А что, если эти приключения в часе езды отсюда?

— Если за рулем будешь ты, то я не против. Хоть и теряюсь в догадках, чем таким

там заманивают, из-за чего стоит ехать в такую даль.

— О, положись на меня, эта вкуснятина того стоит, — уверил меня Бен и завел

мотор.

— Ты — сама загадочность, — поддразнила его я.

Он и бровью не повел. Протянул руку и включил радио:

— Музыка и помощь с навигацией, если что, — на тебе.

— Ладно, — согласилась я и тут же включила радиостанцию NPR4.

Салон заполнили тихие монотонные голоса.

— Так ты одна из этих? — покачал головой Бен, улыбнувшись.

— Я одна из этих, — ответила я. С гордостью, а не стыдом.

— Я должен был догадаться. Не могла же такая красавица, как ты, быть без единого

изъяна.

— Не любишь ток-шоу?

— Да не то чтобы не люблю. Просто отношусь к ним как к посещению

стоматолога. Свою задачу они выполняют, но радости от этого — ноль.

Я расхохоталась, и Бен перевел на меня взгляд. Он смотрел на меня достаточно

долго, чтобы это стало небезопасно.

— Эй! Смотри на дорогу, Казанова! — воскликнула я. Казанова? Откуда это слово?

Я выражаюсь в точности как мой папаша.

Бен мгновенно перевел взгляд на дорогу.

— Прости! — весь из себя сосредоточенный извинился он. — Безопасность прежде

всего!

Он выключил радио, как только мы свернули на скоростную автостраду.

— С меня хватит новостей о пробках на дорогах, — объявил он. — Будем

развлекаться старым-добрым способом.

— Это каким же?

— Разговорами.

— Ааа.

— Узнаем побольше друг о друге. Как давно ты живешь в Лос-Анджелесе?

— Пять лет. Переехала сюда сразу после университета. А ты?

— Девять. Переехал сюда как раз за высшим образованием. Похоже, мы окончили

универы в одном и том же году. Где училась?

— В Итаке. Мои родители учились в Корнельском университете5 и хотели, чтобы я

пошла по их стопам, однако после экскурсии по Корнелу я поняла, что Итакийский

университет мне подходит больше. Пару месяцев я слушала медицинский курс, а потом

осознала, что не имею ни малейшего желания становиться врачом.

— А почему ты до этого думала, что хочешь быть врачом?

Мы мчались по автостраде, и Бену уже не требовалось сосредотачивать всё свое

внимание на дороге.

— Мои родители — врачи. Мама — главврач в городской больнице, отец — там же

нейрохирург.

— Нейрохирург? Звучит грозно, — заметил Бен.

— Он вообще грозный мужчина. И мама тоже не проста. Они не обрадовались

тому, что я сменила специализацию.

— О, они у тебя из тех, кто и дома начальник? Да еще и трудяги?