Навстречу миру

Одна из медсестер принесла подслащенный сок и чай с молоком, другая проверила капельницы. Я увидел, что палата с грязными окнами и краской, отваливающейся от стен, по-своему была совершенна. Я вспомнил свои разговоры с тем человеком из Азии. Я понял, что он спас мою жизнь, и все же его доброта не казалась чем-то исключительным. Ничто не казалось таковым, хотя только что произошли довольно необычные события. Как выяснилось, его доброта была одним из многих примеров того, как люди помогали мне в моем путешествии.

Разговоры с этим мужчиной в парке Паринирваны велись так давно, словно в прошлой жизни. Тогда я все еще носил монашеские одежды и легко вернулся к роли учителя. С тех пор я обрел новые глаза и новые уши. Я жил в новом мире. Я не мог в полной мере зависеть от помощи других, но видел, что так или иначе этот новый мир позаботится обо мне.

Проснулся врач и подошел к моей кровати. Он давно не брился и выглядел измотанным и растрепанным. Пощупав мой живот, он задал несколько вопросов. Мы говорили на смеси хинди и английского. Я сказал ему, что отлично себя чувствую, на самом деле просто чудесно, и спросил, когда можно покинуть больницу. Он объяснил, что меня привезли с опасной степенью обезвоживания, фактически при смерти. В дополнение к литрам глюкозы он назначил капельницы с антибиотиком, чтобы побороть инфекцию, которую я подцепил. Врач сказал, что мне будут давать только легкую пищу, что есть надо маленькими порциями и что меня выпишут через две ночи. Оставшуюся часть дня я продремал, оставаясь подключенным к капельницам. Всю эту ночь я наслаждался глубоким сном без сновидений.

На следующее утро сестра вынула иголки из моих вен и отключила аппараты. Она помогла мне сесть, а потом встать. Ноги у меня не дрожали. Она сказала мне ходить по коридорам. В легкой хлопковой рубахе я медленно брел к выходу. Изнутри я видел двор и главные ворота. За ними был широкий проезд, по которому неслись легковые машины, грузовики, тракторы и ходили животные. Через открытые окна вплывали звуки автомобильных гудков, крики и звуки радио. Это не было приятно. Это не манило. Нет проблем.

За воротами люди выстроились в очередь, чтобы попасть в больницу. В основном это были пожилые босые мужчины. Я хотел, чтобы они вошли, потому что они этого хотели. Из-за своей скудной одежды, грязных волос и тощих тел они выглядели как нищие на вокзале в Варанаси, но теперь я не делал различия между собой и ними, между ними и мужчинами и женщинами в моей семье. Все мы вместе в этом мире грез, стремимся к счастью, ищем свои собственные пути для пробуждения.

Перед тем как я заболел, все незнакомое вызывало во мне легкую скованность. Я чувствовал себя обособленным от людей в поезде, от владельца гостиницы и от официантов в ресторане. Каждая встреча заставляла меня чувствовать себя так, словно я наталкиваюсь на стену. Теперь я с нетерпением ждал, когда выйду за ворота и окажусь на этой шумной, грязной дороге, буду бродить по улицам и горам и долинам этого мимолетного мира. Я с нетерпением ждал того момента, когда смогу помочь преходящим людям из иллюзорного мира, которые страдали, потому что не знали, что находятся во сне, и не знали, что освобождение заключается в распознавании сна. Я видел без всяких сомнений, что сияющая пустотность есть внутри каждого из нас. Когда мы говорим, ходим и думаем, мы находимся в этом состоянии, какими бы ни были наши тела – здоровыми или больными, богатыми или бедными. Но мы не распознаем это драгоценное сокровище, которым обладаем. На самом деле мы умираем все время, но наш ум не дает нам узнать это. Если мы не позволим себе умирать, мы не сможем переродиться. Я научился тому, что умирание – это перерождение. Смерть – это жизнь.

В холле я встретил мужчину из Непала. Он был счастлив поговорить с кем-нибудь на родном языке. Мы поговорили о родине, он был на костылях, мы оба – в потрепанных белых рубахах, скорее обнаженные, чем одетые. Он спросил, почему я здесь. Я ответил: «Я приехал медитировать, и у меня возникли проблемы с животом». Когда я вернулся к постели, сестра принесла мне напиток из растворимого молока. Он был невкусным, но я был счастлив получить его. Все утро мой ум оставался свежим и ясным.

В детстве я спрашивал своего отца и Селдже Ринпоче об этом слове – просветление, которое постоянно слышал. Я достаточно часто сидел на учениях, которые давал мой отец, чтобы вообразить, что просветление – это какое-то высшее состояние, сильно удаленное от того, в котором мы живем, так что многие мои вопросы касались физического местоположения. «Если я когда-нибудь достигну просветления, то где окажусь?»

Отец объяснял: «То, где ты находишься, где ты живешь, что ты видишь, что слышишь, больше не будет иметь большого значения».