Я настаивал и спрашивал, смогу ли я остаться здесь, в Наги Гомпе. «Как только ты распознаешь внутреннюю мудрость своего истинного ума будды, – сказал мне отец, – когда ты станешь одним со вселенной, ты будешь везде и нигде. Прямо сейчас ты используешь концептуальный ум, пытаясь выйти за его пределы. Это невозможно. Ты надел желтые очки и пытаешься увидеть все в белом цвете. Просветление – это реальность, у которой нет времени, нет местоположения, нет направления, нет цвета, нет формы. Ее нельзя познать таким образом. Не будь нетерпеливым».
Но я был нетерпелив. Разочарованный его ответом, я объяснил: «Если я распознаю, что мой ум и ум будды – одно и то же, и стану одним со всем, тогда я ничего не смогу сделать».
«Нет, – ответил отец, – когда ты станешь одним со всеми, ты сможешь делать все. Ты будешь способен на безграничную любовь и сострадание и сможешь проявляться в той форме, которая принесет пользу другим существам. Не забывай: твоя человеческая форма – прямо сейчас, вот такая, как есть – эхо просветления, материальное тело, отражающее пустотность».
В эту часть мне всегда было очень сложно поверить. Столько раз, сколько отец повторял, что каждый из нас – будда, я не мог понять, что каждый из нас значит и я тоже. Что бы отец сказал мне сейчас? Я мог быть везде, но не с ним – кроме тех способов, которыми я всегда буду с ним.
Сестра принесла чашку сладкого индийского чая с молоком. Другой врач, не тот, которого я видел вчера, подошел к моей кровати. Он тоже щупал мой живот и задавал много вопросов. По его словам, я быстро шел на поправку, и мое давление вернулось в норму. Я ответил, что хотел бы уйти. Врач объяснил, что я поступил в больницу скорее мертвым, чем живым, и что мой друг заплатил за две ночи и лучше придерживаться этого плана. Мне не хотелось этого делать, было любопытно – что там, снаружи, я хотел продолжить путешествие и найти свой путь. «Я хорошо чувствую себя и готов уйти», – сказал я доктору. Он ответил, что готов выписать меня при условии, что я приду на осмотр на следующей неделе. Я не сказал «да», не сказал «нет». Я так и не вернулся.
Когда я покинул Бодхгаю, у меня не было запасного плана. Это стало ясно в первые же пару минут, когда такси не приехало вовремя. Я не знал, что делать, и подумал, что разумно было бы иметь и план Б. Теперь, забрав свой рюкзак и попрощавшись с медсестрами, я не чувствовал никакой потребности в планах. Нет плана А, нет плана Б. Никаких путеводителей. Через пару недель я потерял визитку человека из Азии.
Болезнь прошла. Я почти умер, и это сделало меня свободным. Свободным для чего? Чтобы умирать снова и снова, свободным, чтобы жить, не боясь умирания. Не боясь жизни. Свободный умирать каждый день. Свободный жить без смущения. Я больше не буду прятаться в укрытиях, за панцирями и щитами, помощниками и монашескими одеждами. Я принимаю непостоянство смерти и жизни.