Назола (СИ)

  Тёма не знал, сможет ли он вообще это спеть после того, как композитор, Илья вместе с Дэном обработают новую песню в общей музыкальной стилистике их проекта, "убрав бардовость и подлив попсы", как говорил отец. Эта песня оказалась слишком больной и слишком "его". До того, что дух захватывало.

  Шутливо замахнувшись, он потыкал Роста кулаком в твёрдое плечо:

  - Колись давай!

  - У тебя мания величия, - довольно ухмыльнулся Рост, - переходящая в манию преследования и обратно. Но да... когда она пришла, я думал про тебя, долбоёб ты хренов.

  Он всегда говорил про свои песни именно так: "Она пришла". Будто бы каждая из них была живой девчонкой - шалавистой, непутёвой, яркой, нежной, красивой до одури, и каждой из них Рост отдавался так же самозабвенно, как отдавался бы такой вот красаве. Отдавался и брал. И отдавал своих девчонок ему, Тёме. Делился так же щедро, как поделился бы едой, деньгами, временем, силой, самой своей жизнью.

  - Польщён, - Тёма глубоко вздохнул. У него даже в боку закололо. - Польщён тем, что стал твоей Музой. Но, чёрт, Рост, я не представляю, как я буду это петь! Смогу ли.

  - Лучше тебя мои песни никогда и никто не споёт, - сказал Рост тихо, серьёзно и даже сурово. - Я сам не спою так, как ты.

  Тут Тёма совершенно охуел. Он постоял, поморгал и снова хрипло выдавил дурацкое:

  - Польщён...

  И поспешно скрылся в подсобке, примыкавшей к студии, где можно было переодеться и где у них стоял кофейник. Он чувствовал, что в спину ему упирается не только взгляд Роста, но и отцовский обеспокоенный взгляд.

  Отец всегда за него волновался, Тёма это знал. Волновался, но Тёме своего волнения не показывал, и за это Тёма тоже был отцу благодарен.

  А Рост, конечно же, немедля просунул голову в подсобку:

  - Ну чо-о ты? - протянул он растерянно.

  - Через плечо, - буркнул Тёма сварливо, колдуя над кофейником. Привычные действия успокаивали. - Ты меня раздел перед всем миром, ты, зараза, наизнанку вывернул... и хочешь, чтоб я это пел! - он покосился на виноватое и смущённое лицо Роста и, поколебавшись, выпалил: - Ты и вправду обо мне вот так вот думаешь?

  Рост молча кивнул, и Тёма, чувствуя, как у него в груди всё холодеет от восторга, решил не педалировать тему, а свернуть на другую:

  - Как у тебя это получается? Как они к тебе приходят, песни эти, а, Рост? Как это вообще происходит с тобой?

  Простецкая физиономия Роста стала необычайно задумчивой и вместе с тем какой-то беззащитной.

  - Я сам всё время гадаю, откуда меня так... накрывает, - пробормотал он, в замешательстве ероша свои вихры. - Я не знаю. Не знаю, Тёмыч, хоть убей. Это как... полёт. Я взлетаю, понимаешь?

  Тёма понимал, ещё как. Понимал и отчаянно, до дрожи, завидовал этому парню, простому, как хлеб или вода, которого вдруг вот так "накрывало".

  Ему самому не было этого дано.

  - Амфетаминчиками не пробовал закидываться? - с вымученной усмешкой осведомился он. - Вставляет ещё круче, говорят.

  По изумлённому выражению, появившемуся на лице Роста, Тёма понял, что зря задал этот вопрос, и махнул рукой:

  - Ладно, ладно. Постимся, молимся, слушаем "Радио Радонеж", другой допинг нам нахуй не нужен. Кофе хоть будешь, валенок кинешемский, дитя природы, брахиопод-удильщик?

  - Зас-сранец! - с чувством констатировал Рост, ухватил Тёму за шкирку и растрепал ему волосы, связанные сзади в аккуратный хвостик. Тёма, не подавая виду, балдел от каждого такого касания, от этой наивной щенячьей возни. Он правильно раскусил Роста - тот действительно был кинестетиком, сенсориком, ему неосознанно нравилось прикасаться к людям, тормошить их и тискать. Для самого Роста в такой возне не было никакого сексуального подтекста, но Тёма от неё просто чумел.

  Он и сам то и дело касался Роста: проводил пальцами по голой руке, покрывавшейся мурашками, по щеке или по шее, ерошил ему вихры. Он знал, что Росту это нравится - тот приручался в прямом смысле слова, совершенно не подозревая об этом.

  Ещё Тёма с Машкиных слов знал, что у Роста давно не было секса, наверное, с тех пор, как его кинула дура, уехавшая в Питер, по которой он, видимо, какое-то время сох. А потом у него была только армия и работа в проекте - опять без всяких подружаек. У самого же Тёмы тоже не было партнёра - ни постоянного, ни случайного - почти полгода. О последнем, завершившемся разрывом и достаточно поганом романе он старался не вспоминать.

  Они с Ростом оба были свободны, так какого же рожна?! Роста, упрямого, гениального, сексуального, как чёрт, остолопа, не понимавшего своего счастья, следовало просто к этому счастью подтолкнуть.

  Чем Тёма и собирался заняться в самое ближайшее время.

  - Мается, мается, тропка все сужается,

  Хоть с вином на люди, хоть один вдвоем.

  Мается, мается, глянь, вот-вот сломается,

  Чтоб ему признаться, что дело только в нём...

  * * *