Назови меня своим именем

От ее дома в город вела отвесная тропа, которая заметно сократила наш путь. Огни и звуки суетливой ночной жизни пьяццетты разливались вокруг, заполняя переулки. Сегодня хозяева одного из ресторанчиков по обыкновению выставили на тротуар деревянные столики, потому что в оживленные часы на террасе не хватало места.

Когда мы ступили на площадь, шум и суматоха наполнили меня привычным чувством тревоги и неуместности.

Марция постоянно натыкалась на друзей, знакомые над нами подшучивали. Даже просто быть рядом с ней уже требовало от меня усилий, но прилагать их я не хотел.

Мы решили не подсаживаться к знакомым в кафе и вместо этого встали в очередь за мороженым. Марция попросила купить ей вдобавок сигарет.

Получив свои вафельные рожки, мы, прогуливаясь, пошли по многолюдной пьяццетте и вскоре свернули сначала на одну безлюдную улочку, затем на вторую и третью. Мне нравилось, как булыжная мостовая блестит в темноте и как мы оба, спешившись, вальяжно катим по улицам велосипеды, слушая приглушенное бормотание телевизоров, доносящееся из открытых окон.

Книжный магазин был еще открыт, и я спросил, не возражает ли она, если я заскочу. Нет, не возражает и зайдет вместе со мной.

Мы прислонили велосипеды к стене. За бисерной занавеской скрывалось прокуренное и затхлое помещение, уставленное переполненными пепельницами. Хозяин собирался уже закрываться, но квартет Шуберта[56] продолжал звучать, и туристы – парочка лет двадцати пяти – стояли у полок с литературой на английском, листая книги, вероятно, в поисках чего-нибудь с местным колоритом. Как это было непохоже на то утро, когда здесь не было ни души и слепящее солнце и запах свежего кофе наполняли магазин.

Я взял со стола книгу со стихами и принялся читать, и Марция ко мне присоединилась. Когда я собрался перевернуть страницу, она сказала, что еще не закончила. Мне это понравилось.

Увидев, что парочка рядом с нами собирается купить один из итальянских романов в переводе, я встрял в их разговор и посоветовал этого не делать.

– Вот, возьмите – в тысячу раз лучше. Хотя действие происходит на Сицилии, а не здесь, это, пожалуй, лучший итальянский роман нашего времени.

– Мы видели фильм, – заметила девушка. – Но неужели это лучше, чем Кальвино?[57]

Я пожал плечами.

– Кальвино и рядом не стоял, сплошной мусор и мишура. Хотя мне почем знать – я всего лишь ребенок.

Еще двое молодых людей в модных летних пиджаках, но без галстуков говорили о литературе с хозяином магазина; все трое курили. На столе рядом с кассой кое-как теснились бокалы, в основном пустые, и большая бутылка портвейна. Я заметил, что туристы тоже держат бокалы, – видимо, здесь была вечеринка в честь выхода какой-то книги и им предложили выпить.

Владелец лавки заметил нас и, почти извиняясь, что прерывает нашу беседу, одним взглядом спросил, не желаем ли мы пропустить по стаканчику. Я взглянул на Марцию и пожал плечами в ответ, как бы говоря: «Она, кажется, не хочет». Хозяин, по-прежнему молча, указал на бутылку и с шутливым неодобрением покачал головой – мол, жалко выбрасывать такой вкусный портвейн, хорошо бы мы помогли прикончить его до закрытия. Я наконец согласился; не отказалась и Марция. Из вежливости я поинтересовался, в честь какой книги была вечеринка. Стоявший в углу человек с книгой, которого я прежде не замечал, ответил:

– “Se l’amore”. «Если любовь».

– Хорошая? – спросил я.

– Полная чепуха, – ответил он. – Уж поверьте: я ее написал.

Я позавидовал ему. Позвидовал публичному чтению его книги, вечеринке, друзьям и поклонникам, съехавшимся со всех окрестностей, чтобы поздравить его в маленьком книжном магазине на углу маленькой площади в нашем маленьком городе, и оставившим после себя больше пятидесяти опустошенных бокалов. Позавидовал его привилегии принижать себя.

– Не подпишете и мне экземпляр?

– Con piaсere[58], – ответил он и, прежде чем хозяин магазина успел вручить ему фломастер, вытащил свою перьевую ручку Pelikan. – Не уверен, что эта книга для вас, но… – он позволил словам потонуть в тишине – с абсолютной покорностью, оттененной едва заметным напускным хвастовством; это выражение можно было перевести примерно так: «Вы попросили меня подписать книгу, поэтому я более чем счастлив сыграть роль знаменитого поэта, которым, как мы оба знаем, я вовсе не являюсь».

Я решил купить вторую книгу для Марции и попросил его подписать еще один экземпляр; в этот раз он добавил пышный завиток к своему имени и снова заметил:

– Думаю, эта книга и не для вас, синьорина, но…

Я снова попросил записать обе книги на счет моего отца.

Пока мы ждали у кассы, наблюдая, как продавец сначала бесконечно долго заворачивает каждое издание в блестящую желтую бумагу, затем перевязывает лентой и на ленту приклеивает фирменную серебряную наклейку, я подкрался к Марции и – быть может, просто потому, что она стояла так близко, – поцеловал ее за ухом.