Не ангел

— Вольную грамоту тебе выпишу…

— Давай будем просто так, как мы с Николкой, как братья!..

— Мы же братья, забыл?

— Ты прости меня, Александр.

— Жена я ему уже давно…

— Видел бы папаша твой покойный, каков его любимец…

— Жена я ему уже давно… Уже давно…

Александр сильнее прижал ладони к ушам, как вдруг его кинжалом полоснула мысль: Ольга! Она ведь тоже слышит…

Он вскочил, распахнул дверь и застыл… Он заметил тонкую фигуру в белом, которая, цеплялась за стены и, еле переставляя дрожащие ноги, шла к лестнице. Ольга, казалось, вот-вот упадет — и все же двигалась сама, без посторонней помощи! Но ведь она не сможет спуститься по ступенькам и…

Александр поймал ее уже на галерее; держась за перила, она собиралась спускаться… Ее лицо застыло, как гипсовая маска — только с каждым новым криком, доносящимся из конюшни, она вздрагивала всем телом. Саша подскочил к ней и подхватил под руки; Ольга попыталась высвободиться.

— Олюшка, куда ты, не ходи, не нужно, — бормотал он. Несмотря на ее слабость, оттащить ее легкое тело от лестницы не получалось.

Ольга вырывалась с непонятно откуда взявшейся яростью; она, худенькая и хворая, боролась с ним, крепким и сильным, и он не мог с ней совладать… Александр пытался воззвать к ее благоразумию, но она, казалось, не слышала его вовсе: слышала она только крики, доносившиеся снизу, она не рыдала и не вздыхала, только стремилась туда, к нему, с мрачным отчаянием. Внезапно она рванулась так сильно, что Саша выпустил ее; Ольга хотела было сделать шаг, но ее пальцы соскользнули с перил, она не устояла — и кубарем покатилась вниз по лестнице… Александр на миг замер от ужаса, затем кинулся следом; он никак не мог ее подхватить, споткнулся, расшиб колено… Он видел лишь белоснежный пеньюар Ольги там, внизу, у лестницы, и массу распущенных белых волос, что казались перистым облаком на фоне темно-синего ковра…

Александр не сомневался: если после этого падения Ольга и выживет, то это будет чудом; он гладил ее по щекам, брызгал водой из цветочной вазы, пытаясь привести в чувство, звал дрожащим, хриплым голосом. Откуда-то сверху прозвучал испуганный крик Стешки, она искала свою барышню и не понимала, что произошло — затем подскочил Тимофей. Саша поднял Ольгу на руки, велел Тимофею стремглав бежать за доктором. Он нес бесчувственную Ольгу в ее комнату, рядом надрывно причитала Стешка и слышался тревожный голос матушки. Александр никак не мог сосредоточиться на чем-либо, кроме бескровного лица Олюшки и ее ледяных рук. Вдруг, пораженный наступившей тишиной, он поднял голову. Он вспомнил.

— А… Федор?

— Получил, что причиталось, Федор твой, — матушка произнесла это нервно и резко. — Тридцать плетей, сам же ты и приказал… — она осеклась под пылающим взглядом Александра и махнула рукой.

Доктор прибыл весьма быстро; когда же он осмотрел Ольгу, то с удивлением констатировал, что она цела и невредима, только испытала большое нервное потрясение. Однако ни переломов, ни даже сильных ушибов не было. Александр не мог в это поверить, памятуя ужасное падение Ольги с лестницы, но доктор ручался. Он выписал Ольге сильное успокоительное и предписал, когда она придет в себя, ничем не волновать. Стешка, всхлипывая, доказывала, что «это Богородица сама хранит ангела-барышню нашу», однако Саша не слушал. Он думал о Федоре, которого засекли до полусмерти, и о том, как и чем возможно обеспечить душевный покой Ольги, на котором настаивал врач.

«Отправлю его в Дубки. Будет там жить, работать. Женится на дворовой — вот все и успокоится. Скажу, мол, так и так, Федор, барыня тебя прощает, ни продавать, ни в рекруты отдавать никто тебя не будет. И Ольга… Авось отойдет у нее сердце — ведь ясно же, что эта их любовь только к беде была…» — так рассуждал Саша, отчаянно желая, чтобы все это наконец закончилось. Он уже не гневался на Федора и не ненавидел его — лишь хотел бы никогда его больше не видеть.

Глава 6