– Значит, вы думали, что неправильно обижаться на него, когда он кричит на вас? Но почему? Что заставило вас так думать? – спросила я.
Она закрыла глаза и склонила голову набок, словно вызывая в памяти сцену из прошлого. Потом выпрямилась и посмотрела мне прямо в глаза:
– У него всегда находилась причина [выходить из себя], казавшаяся разумной. Вот почему. Но в тот день, когда он превратился для меня в незнакомца, я поняла, что ошибаюсь.
Я перевернула кассету в диктофоне. Она подождала.
– Вы можете рассказать, что случилось и что вы тогда чувствовали? – спросила я. – Мне хотелось бы узнать – понять, как это происходит.
– Да, случилось вот что. Мне кажется, что мою жизнь изменило не столько случившееся, сколько то, что
Однажды у нас гостили друзья, – начала она. – И решили остаться на ночь. Вечером, когда Дик еще не вернулся, подруга спросила, есть ли у меня яйца с хлебом. Они хотели поджарить тосты и съесть их с яйцами всмятку. Я сказала, что у меня все есть, и спросила, не хотят ли они что-то еще. Но они больше ничего не хотели. Это было их любимое блюдо.
Утром, когда я пила в саду кофе, а они собирались, Дик вдруг вышел из-за угла, встал напротив меня и сказал: «Я в магазин за пирожными к кофе». (Он покупал их почти каждое воскресенье.) Потом спросил: «Тебе что-то нужно?» Я тогда расслабилась, мне стало хорошо от того, что он спросил и, казалось бы, позаботился обо мне. Я быстро подумала о том, что мне нужно, что осталось на кухне, сколько пирожных потребуется, а также сколько хлеба с яйцами. Я подумала обо всем этом одновременно (ну, знаете, как это бывает) и решила, что ничего не нужно. Я не хотела его задерживать или что-то еще.
«Спасибо, – сказала я. – Думаю, ничего не нужно. Наверное, они не будут кофе с пирожными».
И тут Дик разъярился. Лицо его покраснело, глаза расширились. Челюсти сжались. Он грозно посмотрел на меня и закричал. Я испугалась от того, что он так громко кричит. Его слова вонзались в меня, словно пули. «Мне наплевать! Я покупаю пирожные не для них. Я покупаю их для себя!» И он ушел. Повернул за угол и исчез так же неожиданно, как и появился.
Рассказывая, Оливия смотрела в пространство, словно пребывая в своем мире. Закончив, она посмотрела на меня и слегка приподняла брови, будто вспоминая, насколько этот случай показался ей странным.
– Сейчас это кажется невозможным – почему он так разъярился, – но все произошло на самом деле. Когда я вспоминаю об этом, мне кажется, что вот так выйти из себя ему было довольно легко.
В тот момент я ничего не почувствовала. Наверное, это и называется шоком. Я как бы онемела, а птицы перестали петь, или я их не слышала, не знаю. А позже все внутри меня перевернулось где-то между сердцем и желудком.
Сейчас, вспоминая это, я думаю, что пыталась найти в произошедшем какой-то смысл. В том, что я сказала и что он сказал.
Она помедлила и глубоко вздохнула. Я перехватила ее взгляд.
– В то время, когда вы пытались найти смысл, испытывали ли вы то самое чувство, что «внутри все переворачивается»?
Слегка кивнув, словно покачиваясь, она ответила:
– Да. Наверное, это чувство мешало мне думать. Наконец, когда я все поняла, моя жизнь изменилась. Но я забегаю вперед. Теперь я знаю, что, когда тебя бьют кулаком или словами, это неправильно, но тогда я пыталась найти смысл. Поэтому я начала раздумывать над тем, что сказала такого плохого, что вывело его из себя и заставило накричать на меня. Тогда я не понимала, что больно было только мне. Я думала: «Неужели он разозлился, потому что я знала, что они не будут есть пирожные, а он не знал?»
– Значит, вы подумали, что у него могло сложиться впечатление, будто кто-то позарился на его пирожные, и поэтому он обиделся? – спросила я.
– Да, я подумала, может, не следовало рассказывать ему о том, что мне известны их планы. Я подумала: «Если бы только я объяснила ему, почему так сказала». Но откуда мне было знать, что это нужно объяснять? Или он рассердился, потому что я предположила, что он купит недостаточно, а ему не хотелось делиться?
– Значит, вы предположили, что еще одной причиной его гнева было то, будто вы за него решили, что он должен поделиться своими пирожными?
– Да. Я подумала: «Если бы я не поторопилась так сказать…» Но разве я поторопилась? Или же он рассердился, потому что хотел поделиться пирожными, а я решила за него, что он делиться не будет?
Я представила, как она перебирает различные варианты, пытаясь понять.
– Значит, вы подумали, что всему виной ваши поспешные выводы по поводу его нежелания делиться пирожными?
– Да, это я и пыталась выяснить. Не разочаровала ли я его? Но я не хотела. Не расстроился ли он? Ведь он собирался купить пирожные для нас двоих, а теперь передумал. И все из-за меня.
– Вы подумали, что он мог расстроиться, потому что ему пришлось изменить свои планы? – спросила я.
Оливия кивнула.