Не бойся темноты

Оглушительное «ура!» громыхает и отзывается бренчанием в той самой люстре, которая не выходит из моей головы. Представляю, как от дружного раската покачивается её масса.

– И коль уж весь мир театр, то кто, как не мы, знает, что делать с этим миром. Так продолжим же его покорять, ну или по крайней мере – развлекать. Коллеги, спасибо за круглосуточную службу! Никто не обидится, но первое слово я хочу, по традиции, сказать в адрес нашей доблестной закулисной армии! Звуковики и осветители, работа проделана идеально. Постижеры, гримёры, швеи, реквизиторы, вы совершили невозможное. Рузанна, а дайте с вами отдельно чокнуться. Такие типажи. Такая филигранная работа.

– Это её волшебные када! – подхватывает мощный голос Иприта, и в общем смехе тонут аплодисменты и подбадривающие возгласы причастного театрального люда. – Что же ещё?..

– Кто же ещё! – внезапно врывается громкий голос Надин. Звон стаканов, смех, звуки вилок и ложек, стукающихся о тарелки, немного утихают. – А как же Мишель?

– Мишель? – задумывается наш режиссёр. – Ах да! Конечно, Мишель. Один только костюм старика чего стоит. Только гениальный художник мог мне отчаянно, с пеной у рта доказывать, что лучшая ткань для такого костюма – половая тряпка.

Раздается понимающий смех. Но это смех, от которого не хочется съежиться и сбежать. Нет, это смех людей, переполненных общей радостью. У них сейчас всё становится поводом для ликования.

– Мишель, не в обиду! Хотя, что там скрывать, обида есть, но она растворилась в нашем триумфе. Несмотря на то, что вы внезапно бросили работу. И создали мне головоломку, кем же вас заменить на полпути, но я так понимаю, обстоятельства вас вынудили. Прощены, но частично. Для художника здесь стояла особая задача – создать идею и провокацию. Вы показали мастер-класс другим, и пусть весь мир катится к чертям, но, Святая Маргарита, как только вы вернётесь в строй, добро пожаловать снова на наш театральный корабль. Но… Хотя сейчас не время и не место. Без «но»! Будем вас рады снова видеть в рабочем состоянии.

Чувствую, как десятки пар улыбающихся глаз прошивают насквозь мою робкую сидящую фигуру. Мне становится слегка неуютно. Но, к моему счастью, их внимание быстро возвращается к Афанасичу, который явно намерен купаться в лучах славы дальше.

– Что я хотел сказать? Иприт и Надин меня перебили… Ах да! Самое главное – наши высокие гости, которые, как вы знаете, всегда посещают премьеры, были воодушевлены как никогда. И это, заслуженные мои, успех успехов!

Я внутри оглушительного успеха, но словно не имею права питаться им. Хотя, если рассуждать откровенно и вспомнить, именно я действительно проделала восемьдесят процентов работы. Создала эскизы, подобрала ткани, ссорилась и ругалась с режиссёром, отстаивая свои сумасшедшие идеи. Я имею отношение к триумфу. И наслаждаться бы им. Но хочется оказаться в тишине дома. Хочется до щекотания в носу. И следующий момент оказывается тем самым коридором, сквозь который я могу просочиться незаметно и уйти.

– Милочка, а вы совсем ничего не видите? – шепчет вдруг мужской низкий голос прямо в ухо. Я вздрагиваю не столько от бестактного вопроса, сколько от неожиданности.

– Старый ишак, что за вопросы! – так же бестактно одергивает Иприта сидящая рядом Рузанна. – Э-э-э, ещё и в такую минуту! Не слушай его, девочка моя.

– Рузанна, не беспокойся. Вопрос неудобный, но не для меня. Сегодня мне задали его двадцать раз. Так что отвечу и в двадцать первый. Очень плохо вижу. Различаю яркий свет и, в общих чертах, фигуры и крупные формы предметов на его фоне. Передвигаться и ориентироваться в пространстве более-менее могу, но читать, писать и рисовать, к сожалению – нет.

– Как жаль. Полно, не страдайте от судьбы, милочка! – замечает жующий голос Иприта и старается ободрить: – Сейчас всё лечится. Точно знаю, чего я только не лечил. Возраст, понимаете.

– Я здесь. Что ты забеспокоилась? – мягкая рука участливо опускается на плечо. Надин оказывается рядом, как всегда, вовремя.

– Надин, извини, я не хочу тебя отрывать от торжества. Сегодня и твой успех, но мне пора домой. Можешь меня посадить в такси?

Ожидаю ответа сестры, но снова слышу рядом весёлый голос Рузанны, отпивающей что-то из бокала:

– Э-э-э, кто тут собрался бежать? Никакого «домой». Я слышала, будет торт, говорят, и автор сценария должен прийти. Так что будем гулять!

– Вы гуляйте. Я домой, – пытаюсь противостоять уговорам разгорячённой Рузанны. – Очень быстро устаю.

– Эх ты, старый ты ишак. Смотри, настроение испортил, – тыкает упрёком она в ничего не подозревающего Иприта.

– Рузанна, я попрошу…

– Попросит он! – продолжает она сыпать на него словесные тумаки. – Это я попрошу, иди уже грим смой, звезда. Глаза б мои не видели.

Невинно пострадавший Иприт обиженно фыркает и сопит. Мне немного жалко старого актёра, и я тороплюсь успокоить и его, и Рузанну, и всех, кто оказался свидетелем вспышки.

– Иприт, я нисколько не обиделась. Рузанна, перестань его ругать и не порти вечер. Мне правда пора. Вызовите кто-нибудь такси.