Не бойся темноты

– Всё, в принципе, как я и предполагала после вашего звонка. Жаль, что вы так давно не приходили. Давайте сразу о главном – диагноз официально не используется, но звучит он так: истерическая слепота. Бывает и глухота, но у вас, Мишель, глаза – слабое место. Такая ваша особенность. Сразу опережу вопрос. Лечится! Но подтверждённых готовых однозначных методов нет. Обычно причиной является тяжёлая стрессовая ситуация. Как в вашем случае и произошло, но вы ещё и относитесь к типу людей, склонных к данной аномалии. Кстати – остроумные опыты показали, что истерические слепые всё же видят, хотя и не в полном смысле. Стало быть, истерические слепые слепы только для сознания, в бессознательном они зрячи.

Ошарашенная, я молчу и пытаюсь поймать суть услышанного. Значит, всё-таки слепота, но самое важное – она лечится.

– Ольга Витальевна, можно проще? Мишель сможет снова видеть? – спрашивает Надин.

– Ах, Мишель, Мишель, – неоткровенно вздыхает психолог. – Ваш характер – сплошное противоречие. Вы аномальный тип личности, и можете излечить только сами себя.

Голова раскалывается от множества вопросов. За что? Почему я? Почему происходит со мной? А точно происходит, или и это плод моего аномального типа личности? Смогу ли я когда-нибудь видеть? Хватит ли у меня сил?

Движемся к выходу по коридору, словно в замедленной съёмке. Гулкое эхо шагов улетает далеко.

Я могу излечить саму себя. Будущее в моих руках. Возможно, первый раз в жизни чувствую полную и безоговорочную ответственность за свою судьбу, и осторожно заговариваю с сестрой:

– Надин, сейчас лучшее время для меня сказать тебе «прости», – держу её за руку и чувствую, как от этих слов она вздрагивает.

– Считай, что сказала. Мне не за что тебя прощать, но если тебе так захотелось, то – прощаю.

– Надин, честно. Мне стыдно перед тобой и перед ним. Я не имела права думать такие гадости, зная твою природу, и зная, насколько он был мне верен, насколько он был преданным и любящим… и любимым.

Сестра резко останавливается.

– Присядем, – она осторожно подводит меня к окну, у которого раскинулся офисный диванчик, мягко надавливает на плечи и располагается со вздохом рядом. Мне кажется, я слышу, как её сердце качает родную кровь и та, бурля, бежит по венам. – Мишь, тебе не нужно просить прощения ни у меня, ни у него, ни у кого. Я понимаю. Правда. И я так устала. Ты не представляешь как. Сейчас самое важное, чтобы ты поправилась. Пообещай, что ты больше не будешь трусихой.

– Никогда, Надин. Больше никогда не буду трусихой. Ты здорово меня встряхнула. Давно пора было дать мне взбучку, и ты придумала лучший из вариантов. Твой сценарий подействовал. Той Мыши больше нет. Я много думала. И поняла: я была рабом своих страхов. В какой-то момент времени, видимо, мне даже стало удобно. Да, боль может быть удобной. Больному не нужно принимать решения. Больному можно быть пассивным. Больному простят всё, и даже трусость. Трусиха Мышь принимала боль как слабость, а на самом деле боль может быть и силой. Трусиха Мышь пряталась, а надо было просто вылезти из-под кровати.

– Правда? – в голосе Надин бесконечное тепло и недоверие. Но недоверие настолько мизерное, что зрячему человеку его было бы не рассмотреть. Многие вещи и чувства по силам увидеть только с закрытыми глазами. – И ты больше не будешь прятаться от правды жизни? – продолжает она, недоверие испаряется, остаётся только тепло. – Не будешь скрываться за дверями от своей темноты?

– Нет. И знаешь, я увидела ещё и причину, почему люди боятся темноты и одиночества – потому что там их ждёт правда о себе. Больше не боюсь. Я встретилась с этой правдой лицом к лицу, и здесь, в моей полной темноте, мы с ней нашли общий язык.

– И как она? Правда о себе? Как и говорят – жестока?

– Она жестока только для тех, кто её не принимает. Я приняла.

Надин охватывает, как крыльями, мягкими руками. Пришла очередь вздрогнуть мне. И я, не останавливаясь, выплакиваю всё, что сдерживала до сих пор. А что ещё нужно мне, такой вновь рождённой, раненой и такой испуганной? Такой пустой и бессильной. Такой совершенно лишённой не только зрения, но и кожи.

Почему нам кажется, что в такие моменты надо сдерживаться?

– Реви, – тихо, но с огромной любовью произносит сестра. – Реви, не сдерживайся. Мы вытащим окончательно ту маленькую Мишель из-под кровати, и для этого не будем собирать яблоки. Мы вытащим её —поломанную, брошенную куклу. Вытащим и починим навсегда.

– Починим? Точно починим? – отрываюсь я от неё и всхлипываю.

– Как сказала Ольга Витальевна, будем лечиться добрыми воспоминаниями и эмоциями. Как всё вернуть? Нужно всё забыть?

– Нет, нужно всё вспомнить.

Часть 4

Глава 38. Феномен Пруста

– Ароматы, как бы вам сказать… – узнаю по голосу Павла. Он бубнит так монотонно, что начинает раздражать. Ему на помощь приходит распорядительница торжественного открытия салона.

– Дорогие зрители! Наши уважаемые хозяева очень волнуются. Давайте их поддержим!

Внезапные яростные фанфары заставляют вздрогнуть.