Не бойся темноты

– Не говори глупостей, и давай договоримся: ты прекратишь просить у меня прощения. Тебе не за что извиняться. Так живут многие. Только ты и твоя проблема. Она поглощает весь свет вселенной. Всё добро мира. Есть только ты, несущаяся в её бездну, и она – твоя личная чёрная дыра. Когда ты летишь в её жерло, разве что-то может иметь значение? Чёрные дыры не выпускают даже свет.

– Как дела в театре? – я решаю сменить тему, хотя, искренне говоря, о театре вспоминаю редко.

– Всё по-прежнему. Всё по кругу. На смену одному спектаклю готовим другой. Иприта отправили окончательно на пенсию. Он был зол, но Рузанна всё сгладила и устроила пир. Пир так удался, что пьяненький Иприт целовал всё, что видел, и благодушно согласился с фактом своего актёрского финала. Мирочка и Мила подрались из-за роли. Мира ушла в театр к Доброхромову. Он обещает ей примство. Мила планирует уйти в декрет. Скоро мир увидит Рудик-младший.

– Содом и Гоморра! – отмечаю я.

– Да, и мне пора в этот Содом. Пора грешить. Оставляю тебя на попеченье банде. – Надин спешно собирается. – Банда, эй! Я в театр, следите за Мишкой.

Банда отзывается пятью сытыми урчащими голосами.

Сестра гремит дверцами шкафов и с кем-то громко и спешно разговаривает по телефону. Я медленно цежу уже остывший вязкий бодрящий напиток.

– Мишь, а ты в курсе, что рыжий, ну, по которому ты гуляешь по двору, всё время выпивает твой кофе? – бодро комментирует действия хвостатых Надин, коты в ответ не стесняются и мурчат, но сестра продолжает сдавать их проделки. – А Матраскин вчера притащил две крысы и сожрал их на веранде – хищник, блин. А вообще они молодцы. Коты-поводыри! Где-то раньше читала, но видеть довелось в первый раз. С такой-то охраной и оставлять тебя не страшно. Единственно, не общайся с соседями, если не хочешь, чтобы испортили настроение. Напоминаю про вчерашнюю тираду. Тебе сделать музыку погромче? Давай сделаю; надоест – просто захлопнешь ноут. Он на столе у окна.

Входная дверь с грохотом захлопывается, и я остаюсь один на один с хвостатой бандой и воспоминаниями.

Глава 47. Как называется эта песня?

***

– О чём он поёт?

Разглядываем уличного музыканта. Огромный чёрный пиджак, явно с чужого плеча, придаёт ему еще более тщедушный вид. Тельняшка порвана, словно нарочно, на самых видных местах. Штанины не по размеру и не росту длинных брюк небрежно лежат гармошкой на булыжной мостовой площади. Огромный стог непослушных лохматых завитков качается в такт музыке. Прохожие то останавливаются напротив, то мимоходом бросают монеты в высокий цилиндр.

Уличные музыканты – отдельная достопримечательность Парижа. Они как круассаны, сувениры и туристы с рюкзаками: повсюду. Но этот – некий маг. И ты застываешь, как заговорённый, слушая, как он мурлычет на французском.

– О чём он поёт, Кирилл?

– О любви, Мышь.

И ты подхватываешь меня и начинаешь кружить под медленное и романтичное напевание невысокого обитателя французских улочек. От нашего танца глаза его загораются, и песня и музыка звучат всё громче и громче.

– Он поёт про то, что потерял свою самую большую любовь.

– Странно, ну то есть песня грустная, но он поёт с улыбкой.

– Настоящая любовь, даже если она осталась в прошлом, не может быть грустной. Нет, точнее сказать, не так. Настоящей любви не бывает в прошедшем времени.

***

Ты говорил так много, а я всё забыла.

Мой самый сильный якорь счастья любви – запах круассанов, шоколада и мокрых мостовых весеннего Парижа.

Руки дрожат. Это память тела. Она воскрешает твои ладони. Мягкие и влажные от весеннего ночного ливня.

Вспоминаю, как хрустели в пучке моих немеющих от радости пальцев крошечные букетики ландышей, обёрнутых в сочнейшую зелень петитгрейна. Мы же, ничего не замечая, танцевали на мокрых булыжниках под аккомпанемент уличного музыканта в безразмерном пиджаке и старой тельняшке. Ландыши соглашались и кивали бусинками-головками в такт мелодии.

Для того, чтобы быть живой, не надо было забывать. Надо было всё вспомнить.

***

Кружимся с тобой беззаботно, как малые дети. Прохожие останавливаются, и их всё больше. Понимаю, что зеваки глазеют не на музыканта, а на двух сумасшедших русских. Сумасшедшим же двум русским нет до зевак никакого дела. Они заняты только тем, что слушают музыку и видят лишь друг друга.

– Так ты всё-таки мне скажешь, как называется эта песня?

– Она называется «Tu me manques».

Глава 48. Масло ландыша

Сегодня я особенно рада увидеться с Павлом и Евой. Мне есть что им рассказать. И с порога салона, минуя приветливого консультанта, залетаю в лабораторию, так что Надин за мной не поспевает и только и может, что окрикивать: «Мишель, осторожно! Мишель, стой! Мишель, дверь!» А я всё чувствую, я словно всё снова вижу. Мною сейчас руководят не глаза, а что-то другое, какие-то инстинкты. Они обострились. А ещё невероятная радость обретения давно забытого.

– Я всё вспомнила! – шумно дышу и кричу с порога.

– Мишель, вот это резвость. Вы залетели так уверенно, как фурия! Добрый день, Мишель! Добрый день, Надин! – приветствует бодрый голос Евы.