Не буди девочку! До утра...

…Из-под ногтя вырастают две закруглённые проволоки. Тёмным окрасом они контрастируют с молочностью ногтевого ложа. — «Усики!» Насекомое отличается от собратьев грязно-белым цветом, и его стекловидное тело со скрежетом выползает из пальца!

— Тараканы здесь не водятся! — кричит его обладательница. — Это святая земля. Здесь жил…

Нет, она не может вспомнить имя.

— То-то и оно-то! — пищит тварь. — Святой Ферапот мне известен. Хороший был мужик. А вот ты, бабонька…

И «оно» деловито ползёт по щиколотке. Лариса судорожно трясёт ступнёй. Но благодаря присоскам насекомое держится крепко.

— А-а-а!

— О-о-о! — отвечает эхо.

…Лариса открывает глаза. Мучнисто-серое небо заглядывает в спальню. «Это всего лишь сон».

Она набрасывает халатик и выскальзывает из избы. Маршрут прежний — к Северной Двине. Тишину прореживаютчавкающие звуки, точно кто-то ходит по болоту. Раздаётся робкий плач ребёнка, потерявшегося на гигантском вокзале. Узкие женские плечи зябко передёргиваются. Слышится чьё-то сопение. Кто это?

— Чур три раза! Не моя зараза! — шепчет Лариса.

Существо ползёт по размытому дождями обрыву. Шевелится потревоженный кустарник. Женщина оглядывается. Ни души. Деревня давно завалилась спать. И рыбаков не видать. Тем временем маленькая фигурка приближается к кромке. Лариса ступает вниз по песчаным выступам. Коричневые, вымазанные глиной пальцы устремляются навстречу. Женщина наклоняется и хватает их. Но они выскальзывают — тело беспомощно съезжает вниз.

Набухшие от дождя тучи склонились над берегом. Но порыв ветра проделывает в их завесе брешь. В него и пролезает стекловидное туловище таракана. Женщина бестолково машет руками, будто старается отогнать насекомое, но запутывается в жесткой, как наждачная бумага, траве. Потеряв опору, она катится вниз. Как ей кажется — в бездну.

НОЧНОЕ ОМОВЕНИЕ

После ужина брат и сестра расходятся по своим комнатам. Пора на боковую. А эта московская гулёна пусть развлекается. Не маленькая.

Дом погружается в тишину, которую не нарушают даже шажки Мурёнки. Кошка чем-то обеспокоена. Она обходит комнату жилички, находит круглый домотканый половичок и укладывается на нём. Её огромные зрачки кажутся слишком большими для маленькой заострённой книзу мордочки. Она скашивает их в направлении окна, за которым разливается белая ночь, и где две фигурки беспомощно барахтаются в грязевом оползне.

С громким чавканьем Лариса вытягивает ногу из месива и машет собрату по несчастью:

— Давай вниз!

В ответ — молчаливый кивок.

Наконец, под ногами твёрдое основание.

— Ты ведь у Беспоповцевых квартируешь?

— Да. А вы мама Хэппи?

Тучи над головой смыкаются. Бесхитростная, но мелодичная перекличка волн действует как снотворное. Лариса оглядывает кручу в поисках подходящего подъёма. Во время восхождения обе, экономя силы, молчат. И вот поросшее травой плато. Некоторое время они лежат, восстанавливая дыхание, но ночная зябкость не позволяет расслабиться.

— Вставай, а то простынешь! — командует Лариса.

Алька нехотя поднимается и смотрит на свои ноги. Кеды остались в глиняном месиве.

Они рысцой бегут к избам. А деревянные кони на крышах с недоумением следят, как облепленные грязьюфигуры движутся по мосткам. Вдруг Лариса застывает столбом:

— Лохушка! — она ударяет себя по лбу, отчего там появляется бурая отметина. — Надо в баню бежать!

«Московке» — без разницы: избавиться бы скорее от мокрой одежды!

Банька с готовностью принимает их в объятия. Первым делом бедолаги соскабливают с себя глину. Омывшись из чана-осталось от недавней стирки — натягивают сохнувшие в предбаннике халаты.

— Спасибо! — улыбается Алька, присаживаясь у печки-каменки. — Теперь я снова человек.

— А что ты на берегу делала?

— Гуляла…

— Одна?

— Я следила за… одной парочкой.

И девушка выкладывает всё, что с ней приключилось.

— Значит, тебе нравится Эрик…

— Я люблю его!

— Иностранец. Завидный жених.

— А какое это имеет значение?

— А то, что любая девка взасос мечтает о богатом муже!

— Но я тоже не на обочине себя нашла! — Алька повторяет Эллино выражение. И в нём звучит вызов. Лариса переводит стрелку:

— Знаешь, какая мне жуть привиделась… Там, на обрыве… Таракан! С кошку…

— Живой?

— Ну не дохлый же!

— Неудивительно. Здесь аура такая…

— Дело не в ней.

— А в чём?

— В контузии.

Альке требуется пауза, чтобы осмыслить услышанное. Лариса поясняет:

— Я, девонька, жизнью контуженная.

Альку знобит.

— Пойдём ко мне! — предлагает Лариса.

Воздух снаружи как будто застыл. Не шелохнутся и металлические махавки — флюгера на Анфисиной крыше — забава покойного Марка. Босые Алькины ноги пощипывает.

— Далеко ещё?

— Рядышком!

Лариса отпирает щеколду. Полуночницы пробираются в избу, где выводит носотрубные рулады Маринка-Хэппи.

— Давай в зал!

Поименованное на городской манер помещение представляет собой комнату в три окна. Посередине — круглый стол с плюшевой скатертью, чей цвет за долгую службу стал из лазоревого лиловым. Усадив гостью на старенькую оттоманку, Лариска уходит, а возвращается с носками.

— На-ка! Согрей ноги. А то застудишься. С Севером шутки плохи.

Алька натягивает носки:

— Тёплые…