Не буди девочку! До утра...

— Ну, что ж, садитесь и пишите заявление! — повелел Сан Саныч, а сам подумал: «Леший тебя забери! Только клада мне не хватало! До кучи…»

Спустя час выйдя из опорного пункта, Эрик двинулся к кафе «Триада». Заказав кофе, он присел у окна, из которого просматривалась Комсомольская площадь — средоточие деловой и общественной активности поселения.

Итак, полиции известно теперь и про клад. Это увеличивает шансы найти похитителя, но уменьшает шансы заполучить хотя бы часть вотива. А серебряная та ножка очень даже хороша.

Додумать Эрик не успел. Он увидел её — ту самую бейсболку, что имела отношение к его спасению. Там, на мызе. Словно повинуясь мужским флюидам она вошла в кафе. Сняв дождевик, скользнула по незамысловатому интерьеру, затем сосредоточилась на меню. Молодой человек, взяв инициативу в свои руки, приблизился к барной стойке.

— Привет, Аленький цветочек!

Её глазки разом осветились неподдельной радостью.

«И к чему она делает вид, что только сейчас заметила его?»

Она с удовольствием приняла приглашение присесть за его столик.

— А почему ты называешь меня Аленьким цветочком?

— Наверное, ассоциация…С детским стишком. Мама хотела, чтобы я знал итальянский. Читала стихи.

— Какие?

Молодой человек набрал в лёгкие воздуха и продекламировал:

— Чера ун фьореллино
Пикко пикколино!

Жил-был цветочек аленький — маленький-маленький. Ты у меня с ним ассоциируешься, особенно после событий на мызе. Я ведь перед вами тогда не в самом лучшем своём виде предстал.

— Да ладно тебе! Ты и сам оказался не слабак. А правда, что ты из Германии?

— Мы эмигрировали, когда я закончил четвёртый класс. На самом деле я «русский немец».

Расшифровать данное понятие ему не позволил голос барменши:

— Кто заказывал междугородку?

— Извини, это меня.

Его перебинтованные пальцы ухватили трубку допотопного телефонного аппарата, который владелица «Триады» установила в точке общепита и не прогадала. Добираться сюда было ближе, чем до почты.

Алька уткнулась взглядом в окно, лениво, но без раздражения размышляя о том, что оказалась в прошлом веке. И следует признать, ей это пошло на пользу. Она уже двое суток не надевала свою «клетку Фарадея» и ощущала себя бодрячком.

Разговаривал Эрик целых пятнадцать минут, а вернулся не с пустыми руками — с чашкой капуччино для себя и пирожным для дамы.

— О, это мой любимый эклер! — просветлела лицом Алька, после чего пара некоторое время предавалась гастрономическим радостям.

— Можно спросить тебя…А чего ты забыл в этой «тьме таракани»? — осведомилась девушка, сочтя, что совместная трапеза даёт ей право на личный вопрос.

— Здесь находятся объекты моего научного интереса.

— А твои родители не против?

— Отцу — всё равно, а мама сама много путешествует. Она фильмы снимает.

— Про что?

— Про войну и мир.

— Прости, не включаюсь. Твоя мама настоящее кино делает?

— Документальное. А сейчас работает на Украине.

— Мне нравится их группа «Океан Эльзи».

— А мне их женщины.

— Ты был на Украине?

— Дедушкина сиделка оттуда.

— Красивая?

— С этого ракурса я её не рассматривал.

— Почему?

Марийка — ровесница моих родителей. Она такая, знаешь ли, уютная.

«Ах, эта ревность! Она как зубная боль в сердце».

Ничего не подозревая о муках визави, русский немец продолжал:

— А ещё она всё время мурлыкает себе под нос.…Дед как-то выразил желание «послушать и слова», и сиделка напела: — «Мисяць на нэби…» Дальше не помню.

— Твоему дедушке понравилось?

— Он даже прослезился.

— С возрастом люди становятся сентиментальными.

— Дело не в этом. Мой дед родом с Украины. — Эрик делает последний глоток и поднимается из-за стола:-Извини, мне пора.

— Я тоже, пожалуй, пойду, — снимается следом «московка».-Можно я тебя провожу? До монастыря?

— Давай лучше я тебя. А то как-то не по-джентельменски.

Молодые люди идут по Монастырской улице, и как ни замедляет она шаг, вскоре оказываются у Рябинового переулок. Из-за повязки прощальное рукопожатие Эрика прохладно-бескостное. Девушка до неприличия долго смотрит ему вслед. Он оглядывается и машет ей.

…Звонит колокол, призывающий к молитве. Настоятель пересекает площадь перед храмом, направляясь на службу. Чёрная, трепещущая на ветру мантия делает его похожим на большую, пытающуюся взлететь птицу.

ХЭППИ БЁЗДЭЙ ТУ Ю!

Таракановский дождь проникает всюду. Он просачивается в кости людей, в брёвна изб, даже в воспоминания. На это тревожное время и выпал Алин день рождения. К тому времени полки «Триады» порядком опустели: первым делом при всякой напасти народ скупает продукты. Поскольку Светлана — Соломия держит в доме запасы муки, сахара, сгущёнки и варенья, пироги к праздничному столу гарантированы.

Спозаранку Алю будит хозяйка:

— Батюшка твой звонит!

Отец пребывал в добром расположении духа, («Ты мой первенец, Апполинария!»), и хотя Аля несколько раз во время их беседы порывалась снова упомянуть детскую могилу, но в итоге так и не отважилась. Ни родитель, ни дочь не предполагали, что возможности поговорить откровенно им более не представится.

Перед завтраком ей вручили берестяные розу и ободок.