Не буди девочку! До утра...

— Здравствуйте! — И снова поклон, на этот раз дурашливый. — Я попрощаться пришёл.

Гость поясняет: кирпичная ограда выложена, что касается остального, то дожди — главная помеха. В избе воцаряется тишина.

— При создавшихся обстоятельствах вам следует подумать обиблиотеке! — МЧ силится поймать взгляд «большухи».

— Вы опять за своё…

— Влажность и перепад температур не способствуют сохранности артефактов.

— А то я не знаю! — восклицает Светлана-Соломия и, словно в подтверждение своих слов, берётся растапливать печь.

— Вам следует подумать…

Женские губы вытягиваются в ниточку, а вернувшиеся на законное место брови надламываются прямо по серёдке.

— Да перестань ты играть в девочку-неточку! — Улыбка сползает с мужского лица. Оно становится пустым и стёртым.

Слышно, как стучат дождевые капли да шумит в печи. Её пламя отражается в глазах Светланы-Соломии.

— Вы хотите, чтобы я ушёл? — бросает гость. — Что ж, меня уже нет!

А Светлана-Соломия, как ни в чём ни бывало, обращается к любительнице сгущёнки:

— И что там, в «Другом Месте», тоже дожди?

— Ни капелюшечки!

— Ну и славно! — Хозяйка отрывается от печного зева и поднимается с корточек: — Спать пора!

Марина-Хэппи отправляется домой довольная и своей ролью в открытии «Другого Места», и угощением, да и всей своей незатейливой жизнью.

…Плотно зашторены окна беспоповского дома, но сна ни в одном глазу. Перед Васиными глазами зазывная улыбка девочки-беды: «Пойдёшь на дискотеку? Или тебе отпроситься у сестры надо?» Большуха перебирает в уме варианты траты сумм, поступивших за квартирантку, а та бродит из угла в угол:

«Как он Светку назвал? Девочка-неточка! Прикольно. Выходит, тогда на берегу…всё было не так, как казалось?»

Она суёт руку в рюкзак, чтобы извлечь оттуда шлем, и тут же отдёргивает руку:

— А-а-й! — Что это?

У сыккухи совсем расшалились нервы. В рюкзаке, свернушись клубочком, дрыхнет Бежар.

Она переносит котёнка в постель, прижимает к груди и… сон бережно опускается на ресницы обоих. Но не надолго.

— Крыша! — доносится откуда-то сверху. — Протекла!

Просто удивительно, сколько волнений может вызвать эта часть избы.

Всю ночь они по очереди дежурят в библиотеке, подставляя под течь вёдра и тазы. А спозаранку молодая домоправительница бросается на поиски мужиков, которые могли бы помочь беде. Однако найти свободную пару мастеровитых рук оказывается не по силам. Поневоле приходится идти на поклон в монастырь. С трудниками к Беспоповцевым заявится и русский немец.

ИКОТА, КОТОРАЯ НЕ ПЕРЕХОДИТ НА ФЕДОТА

Марина-Хэппи пробудилась от лая — хриплого, срывающегося на вой. Девушка разлепила веки. Мать — в ночной рубашке — нависала над ней. Верхняя губа дёргалась, обнажая тёмный пролом в зубном ряду. Из горла вырывался собачий лай.

«Икота!» Таинственная болезнь северянок, известная исстари. Заболевшая издаёт звуки, напоминающие гавканье. А потом с языка срывается непотребная ругань. Поток проклятий невозможно остановить, какие бы усилия ни прилагала несчастная или её близкие. Считается, что насылают напасть колдуны — «икотники». Бывает, что человек выругается — и как будто тяжесть с плеч сбросит. Другое дело — икота. Этот словесный понос, или по-таракановски «худерьма», изматывает и истощает. Вот и мать бледнела на глазах. Даже губы стали синюшные.

Дочь бросается в медпункт за фельдшерицей.

Измерив кровяное давление, Эмилия сказала:

— Надо бы в город отвезти…

— Не надо в больницу — так помру! — донеслось с кровати, куда уложили несчастную.

Медичка извлекла шприц, но Лариса наотрез отказалась «уколоться». И никакие уговоры не возымели действие. Уложив свой чемоданчик, раздосадованная Эмилия покинула избёнку. Только каблучки застучали по мосткам.

И тогда Марина-Хэппи побежала в монастырь. Отец Савва был занят приёмом паломников. Но девушка решила: пока не увидит старца, не уйдёт. В помещении, где она сидела, было тепло и сухо. Просительница согрелась, чуть размякла и… перенеслась в «Другое Место». В красивый каменный дом с палисадником. На кованой ажурной скамье — дама, на коленях у неё — девочка. Улыбчивые приветливые лица обращаются к ней, Марине-Хэппи. Они кажутся знакомыми…Вау! Да это же она сама и мама её.

— Что случилось, чадо? — густой бас врывается в ухо.

— Мамка помират!

— Ступай домой и жди!

Отец Савва поворачивается, и от колыхания полы пробегает воздушная волна. Марина-Хэппи мчится домой. И правильно делает! Потому что над Кудреватыми стелется чёрный дым. Лариса развела во дворе костёр и сжигает одежду.

— Мама, зачем?

— Тараканы завелись!

Пока тушила огонь, пока укладывала мать в постель, она так притомилась, что заснула. Аразбудил яростный лай. Он был громкий, но всё-таки не заглушал бас, читавший «Отче наш».

Гавканье сменилось мяуканьем.

Отец Савва прервался лишь единожды-чтобы с мученическим видом смахнуть с носа капельку слюны, сорвавшейся с губ больной и пульнувшей в него.

«Если пойду и долиной смертной тени, то не убоюсь зла…» — Отчитчик переходит к Псалтири. Хотя в избе прохладно, его лоб покрыт испарина.

Душераздирающие кошачьи вопли смолкают.