Не буди девочку! До утра...

ЗНАКОМСТВО С ЭМИГРАНТОМ

Небо окатывало сухим жаром. Хоть бери берёзовый веник и парься. Народ, как выразилась бы незабвенная Анфиса Павловна, растелешился.

«Вода… Без неё нет жизни! Но она же сообщник преступника, заметающего свои следы». — Так размышлял Павел Петрович, глядя за борт «Поморской звезды».

Послышался звук перелистываемой бумажной странички. Белозерцев оглянулся: что за диво? В этом мире читают ещё что-то, кроме эсэмэс?

«Обтянутая футболкой спина и болтающийся на ней рюкзак „милитари“. Если это тот самый инвалид из подземного перехода, то где коляска?»

— Прошу прощения…

Молодой человек оторвался от книги, которая при ближайшем рассмотрении оказалась журналом «Континент», и снизу вверх посмотрел на Белозерцева. А у того отлегло от сердца. Потому что не бывает у страдающего человека такой улыбки, говорящей: «Вот он — я! Весь перед вами. И мне хорошо — в эту минуту и в этом месте».

— Простите, не с вами ли мы повстречались на площади трёх вокзалов? Или я обознался?

— Никакой ошибки нет. — У молодого человека интонации интеллигента во втором поколении, и Белозерцев старается им соответствовать.

— Я заинтригован. Куда же подевалась ваше транспортное средство?

— Оно каюте. — И снова обезоруживающая улыбка.

— Простите, не понял.

— Я не нуждаюсь в ней. Коляска предназначена для другого.

— А с какой в таком случае целью вы..?

— Я просто испытывал её возможности в российских условиях.

— И как? Остались довольны?

— Вполне.

Казалось, теперь, когда любопытство удовлетворено, можно было и… Но тут юноша улыбнулся ещё шире и протянул руку:

— Эрик.

— Павел Петрович.

И они обменялись рукопожатием. Более того новый знакомый чуть подался в сторону, приглашая Белозерцева присесть. Тот не замедлил воспользоваться возможностью перемолвиться словечком с человеком, который читал не абы что, а журнал российской эмиграции.

— Откуда такой интерес? — задал вопрос выпускник Высшей школы КГБ.

И беседа завязалась. А вскоре выяснилось: оба держат путь в одну и ту же деревню.

— Сам я остановлюсь в келье. А вам рекомендую гостиницу для паломников: условия там комфортнее.

— А что эта Таракановка — действительно такой уж медвежий угол?

— Была. А теперь там даже мобильная связь есть.

На берег они сходили уже приятелями — настолько, что Белозерцеву поступило предложение оценить возможности германской продукции на себе. Но тот отказался. Из чистого суеверия.

Как и утверждал Эрик, деревянная гостиница, хотя и спроектирована «под старину», но внутри оснащена всем необходимым. Оставив его на попечение монаха-портье, русский немец уселся в свой транспорт и отправился к главным монастырским воротам. А Павел Петрович, проделав нехитрые расчёты, заключил: при скромном житье-бытье полученного гонорара хватит на пару месяцев.

КРАСНАЯ ПАНАМА В БЕЛЫЙ ГОРОХ

Крестнику стоило усилий, чтобы скрыть изумление. Отца Авеля будто пропустили через мясорубку, а потом снова собрали. Однако радость его при виде подарка оказалась так велика, что глаза загорелись прежним огнём:

— Теперь смогу выходить на воздух!

Больной коснулся пульта — коляска плавно покатила к порогу. Дальше-больше. Было решено опробовать транспорт, как говорится, в полевых условиях. А едва успели миновать монастырские ворота, как точно из-под земли выросла красная панама в белый горох. Несмотря на жару, девичья шея была укутана во что-то меховое.

— Горжетка! — сделал заключение отец Авель.

— Как вы сказали?

— Название мехового воротника.

— Забавно! — отметил спутник. Подобные чернобурки он видел лишь в кино.

— Здравствуйте, батюшка! — Маринка-Хэппи возбуждённо замахала руками. — А народ балакает: помираете… — И она преклонила голову:-Благословите!

Ладонь с просвечивавшей между пальцами кожей легла на донышко панамы, а потом и на лисью башку.

«Благослови зверей и детей!» — припомнилось русскому немцу название любимого мамой фильма. В это самое мгновение чернобурая лиса вскочила на до того безвольно вытянутые конечности.

— Да это кошка! — не удержался от восклицания Эрик.

— Это кот! — Маринка-Хэппи поднялась с колен и одёрнула юбку, к которой пристало множество шерстинок. — Гулей зовут.

— Но это же девчоночье имя! — заметил молодой человек.

— Он гулёна! Гуля-гулёна.

За минувший год щёки девушки налились румянцем, и только руки выглядели старше лица.

Глядя на Гулю, больной разулыбался:-Представьте, други мои, когда я пришёл в себя в реанимации… На теле — разные датчики, капельница торчит… Ну и разное другое. Так вот я решил, что превратился в кота. И даже пошевелил усами. — От удивления красная панама съехала набок, и монах пояснил:-А всё потому, что из моего носа тянулись трубки искусственного дыхания — канюли.

— Канюля? — Маринка-Хэппи зашлась в смехе — чем-то среднем между курлыканьем младенца, щенячьим тявканьем и звуком сдуваемого шарика. Под этот аккомпанемент они и двинулись дальше.

— Опять к нам? — осведомилась девушка у Эрика, изгнав, наконец, смешинку из горла. — Сейгод у нас хорошо!

— А ты всё ещё ищешь «Другое Место»?