Намазывая крем, я смотрю на свое отражение – вот я склонилась над раковиной, изучая лицо с полным надежды, тревожным вниманием, – и замираю. Точно не знаю почему. И тут я понимаю, что я сейчас точь-в-точь как Ким.
И это мне совсем не нравится.
Я вспоминаю, как много лет назад, когда Ким только начала ходить в средние классы, мы услышали мамин разговор с одной из наших тетушек.
– Ким была такая красивая, – сказала A yī. Они сидели на кухне и не знали, что мы слышим. – Как жаль, что кожа у нее стала вся в прыщах.
– Это нельзя запускать, – тихо согласилась мама. – Лицо для девушки очень важно.
Мы с Ким смотрели телик в гостиной, но после этих слов сестра молча поднялась и тихонько подошла к зеркалу в ванной, в котором принялась мрачно рассматривать созвездие угрей, недавно высыпавших у нее на лбу.
– Они не такие ужасные, – попыталась я утешить сестру, но она захлопнула дверь у меня перед носом.
И тогда, стоя в одиночестве посреди темного коридора, я задумалась: какой смысл быть красивой, если красоту так легко в любой момент потерять? Даже если ты себе ее вернешь (как удалось Ким благодаря дочке сотрудницы A yī, которая работает дерматологом, – и, если послушать маму, то благодаря ее длительным молитвам божеству Гуаньинь), чтобы сохранить такую хрупкую вещь, требуется ею заниматься с маниакальным упорством. Так я и решила, что никогда не попадусь на такой жестокий обман. Все вечно твердили, что я умнее, чем Ким, вот я и стану умнее.
Но вот теперь уже я стою перед зеркалом, вымазав щеки подаренным сестрой увлажняющим кремом с запахом эвкалипта, и немного задумываюсь над тем, что видит один человек, когда смотрит на меня.
Боже, надо срочно это прекращать. Я качаю головой, а потом энергично втираю крем в кожу, так что от него не остается и следа.
Когда я снова выхожу на улицу, то вижу Лена. Он стоит, прислонившись к колонне у окон столовой, и что-то читает. По мере приближения удается различить, что у него в руках наша хрестоматия по английскому, и я отправляю ему еще сообщение:
Решил заценить Дидион?
Лен вынимает завибрировавший телефон из кармана, и я успеваю уловить на его лице тень мимолетной личной улыбки. Тут он поднимает голову. Но прежде чем увидеть меня – это я понимаю по лицу даже издалека, – он замечает что-то еще. Сначала он выглядит озадаченным, потом огорченным. Я делаю несколько шагов вперед и из любопытства оборачиваюсь посмотреть, что его раздосадовало.
Под лестницей стоит Джейсон Ли. Его невозможно с кем-то спутать: на нем коричневая с белым кофта с номером «18» на спине. Он стоит ужасно близко к какой-то девушке, и это точно не Серена Хванбо. Девушка прижалась спиной к стене, а Джейсон склоняется к ней, упершись в стену вытянутой рукой.
Я нахожусь достаточно далеко, так что они меня видеть не могут, и я бегу к Лену, который машет мне, чтобы я следовала за ним. И тогда мы уже вдвоем мчимся к парковке.
Мы с Леном забиваемся в тень от транспортного контейнера – на парковке в Уиллоуби тоже такой стоит и используется в основном для хранения. В этот миг, укрытые от гаснущего закатного света, мы молча в ужасе переглядываемся. А потом взрываемся натянутым смехом людей, которые стали свидетелями того, что хотели бы развидеть.
– Что это было? – Я с размаху впечатываюсь спиной в торец контейнера. – Ты видел?
– Видел, – отвечает Лен.
Миллион вопросов стремительно проносится у меня в голове. Кто эта незнакомка? Почему Серены не было на матче? Ведь это вроде как обязанность девушки – ходить на мероприятия с участием ее молодого человека? Особенно если этот молодой человек – Джейсон Ли, рекордсмен лиги по количеству хоумранов.
Тут я себя одергиваю. Какая разница, была Серена на игре или нет? Главный вопрос в том, почему Джейсон такой козел?
– Надо рассказать Серене, – заявляю я.
Лен потирает тыльную сторону шеи и морщится, косясь в направлении Джейсона.
– А точно надо?
Я таращусь на него, не веря, что тут возможно другое мнение.
– Конечно. Это будет правильный поступок.
– Ты уверена? – Лен пытается скрестить руки на груди, но вспоминает, что фотоаппарат по-прежнему висит у него на шее. Он снимает камеру и принимается укладывать ее в чехол. – А разве
На его слова ветер отвечает сердитым порывом, и фланелевая рубашка Лена трепещет и хлопает, будто собирается улететь прочь. Я пытаюсь удержать свою блузку, покрепче закутавшись в коричневый свитер крупной вязки (очередная попытка заменить мою пропажу).
– Ладно, тогда иди к Джейсону, пусть сам расскажет Серене.
Волосы хлещут меня по лицу, и я их убираю.
Лен смотрит на меня так, будто не ожидал услышать от меня такую чушь.
– А ты общалась с Джейсоном Ли?
Тут меня озаряет.
– Это потому, что вы играли в одной команде? – говорю я. – Типа «сначала братаны, а телки потом»?
Лен выглядит обиженным.
– Во-первых, для протокола, это ты сказала «телки», а не я, а во‐вторых, нет. – Он пинает камешек, и тот катится прочь по асфальту. – Я просто не уверен, что это наше дело.
– Ты думаешь, Серена не заслуживает знать правду?