– На днях ты переписывалась с кем-то далеко за полночь. Не думай, что я не заметила.
Видимо, теперешнее затишье в переписке она пропустила.
– Вчера я легла в одиннадцать.
– Ладно, но сегодня ты вон как заморочилась.
Ким показывает на мои волосы.
Как же бесит, что она права. Другие девушки, и сестра в том числе, постоянно что-то делают с волосами. Вот только я-то нет, и теперь мне неловко, что в кои-то веки я их заплела. Когда ты каждый день выглядишь примерно одинаково, люди привыкают видеть тебя такой, и если ты вдруг меняешь внешний вид, то как будто привлекаешь к себе слишком много внимания. И притом не того внимания, какое мне нужно. Потому что серьезная, уважающая себя девушка должна хотеть, чтобы люди замечали ее острый ум, а не приятную внешность. Правда ведь?
Ким поджимает губы в проницательной улыбке. Потом выдвигает один из ящиков.
– Побрызгай волосы вот этим. – Она передает мне сине-зеленую жестянку со спреем. – Иначе быстро распрямятся.
– А я и не собиралась их завивать, – вру я. И меняю тему: – Можно я сегодня возьму твою машину?
– Только если признаешься, что на горизонте появился парень.
– Я на вечеринку иду.
Иногда для того, чтобы не говорить правду, приходится сказать другую правду.
– Правда? – восклицает Ким.
– Да. Так можно взять машину?
– Ну хорошо. – Она скрещивает руки и ухмыляется. – А этот парень на вечеринку придет?
– Ким!
Она нежно мне улыбается, потом поворачивается, чтобы уйти.
– Просто я рада, что ты наконец поняла, что заботиться о своей внешности – не преступление.
Я снова оглядываю себя в зеркале и решаю оставить косы. Не буду же я напрягаться с завивкой ради какого-то парня. А еще я решаю не наряжаться: надеть старые джинсы и очередную замену любимому свитеру – слегка коротковатый белый пуловер.
Однако в последнюю минуту я роюсь в ящике Ким и прикарманиваю тюбик красной помады.
Дом Нэйта находится по соседству с Палермо, от него до дома Вайноны всего с полкилометра, так что мы решаем пойти пешком.
– Я бы лучше кино посмотрела, – ворчит подруга, пока мы топаем по безлюдной улице. Небо еще слегка голубоватое, но фонари уже зажглись.
– Посмотрим попозже, – обещаю я. – Просто поздороваемся с Сереной и уйдем.
Я, естественно, никогда не бывала у Нэйта, но как только мы поворачиваем в его квартал, сразу становится ясно, в какой именно дом нам идти. Естественно, музыка сотрясает вечерний воздух жуткими басами, а еще друг друга перекрывают голоса. То и дело сквозь общий гомон пробиваются крики и визги. Окна фасада занавешены, но заднее окно сияет, и сквозь полупрозрачные шторы можно увидеть столпившихся у стола людей, время от времени разражающихся театрально-громким смехом.
Мы звоним в дверь, открывает сам хозяин. К его чести, Нэйт делает вид, будто ничуть не удивлен, что мы явились у него на пороге, хотя за три года, которые мы учимся в одной школе, ни я, ни Вайнона с ним ни разу даже не разговаривали.
– Элайза Цюань! – восклицает он, пропуская нас в дом. – Знаменитая феминистка!
Нэйт шутит, но не насмехается. Либо он уже подвыпил, либо он добродушнее, чем мне казалось.
Подбегает Серена и немедленно крепко обнимает меня и Вайнону.
– Приве-е-е-е-е-е-ет! – От нее пахнет шампунем, каким моют голову крутые девушки. – Я так рада, что вы пришли! – говорит она. Потом наклоняется к моему уху. – О боже, Элайза, неужели я наставила тебя на путь использования помады?
Я краснею примерно в половину яркости моих губ, но Серена, не обращая внимания, берет под локоть меня, потом Вайнону.
– Смотрится зашибись, – одобряет она, и у меня возникает ощущение, что, возможно, когда люди обращают внимание на твою внешность, это не так уж и плохо.
По пути на кухню мы замечаем Эстер и Хеппи, и нас ждут новые восторженные приветствия и объятия. Вайнона уже сейчас похожа на выжатый лимон.
– Хотите выпить?
Серена картинным жестом указывает на кухонный остров, уставленный бутылками с разнообразными напитками.
Я качаю головой, а вот Вайнона, к моему удивлению, говорит:
– Давай.
Я выразительно смотрю на подругу, но она только пожимает плечами:
– А почему нет?
Серена берет почти пустую пластиковую бутыль с водкой и, плеснув ей в стакан на полпальца, сверху до краев доливает апельсиновый сок. Она передает «отвертку» Вайноне, потом распаковывает еще один красный стакан и протягивает мне.
– Надо сказать тост, – командует она.
Я подчиняюсь, наливаю себе апельсинового сока, и мы приподнимаем наши «бокалы», ободренные словами Серены:
– За феминизм!
Мой сок комнатной температуры, он оставляет во рту привкус кислятины.
– А с водкой вкуснее? – спрашиваю я у Вайноны.
Она слегка наклоняет стакан в мою сторону, и я делаю малюсенький глоток. Теперь послевкусие горькое, и внутри становится тепло, как будто я краснею. Но меня это не впечатляет, так что я возвращаю напиток Вайноне.
– Эй, Хванбо! – кричит Дилан Парк, сидящий за обеденным столом. – Ты пойдешь ко мне в команду или как?
Серена отвечает лукавой улыбкой, такой отточенной и уже не требующей усилий.
– Конечно, – говорит она, как великодушная леди. – Возьму с собой еще Элайзу и Вайнону.