– Не особо, – подумав, ответил дедка. – Но каждый год… ничего, вот подрастёшь… по какой ты весне сейчас?
– По двенадцатой, – Влас вздрогнул.
– Ну вот ещё пару лет – и тебе тоже пора на лёд выходить придёт. Хотя… – дедка криво усмехнулся. – Вы ж, Смолятины, нынче благородные. Тебе не придётся.
– Как знать, – мальчишка, казалось и не слышал насмешки в голосе старика.
– Я слышал, тебя англичанин чему-то учит? – дедка Силантий снова въедливо оглядел со всех сторон фигурку зверя, озадаченно посмотрел на нож, повертел его в руках, словно не понимая, что это такое у него в руках и зачем, отложил его в сторону и вытащил из-за голенища нерпичьего бродня шило. Примерился к глазу ошкуя.
– Учит, – кивнул Влас, следя за руками костореза. – Языку своему учит…
– И драться, – продолжил за него дедка, не отрываясь от фигурки. Эва, даже язык от напряжения высунул, вот-вот слюну на бороду уронит, – подумал вдруг Влас, впрочем, без малейшей тени брезгливости. Он любил смотреть как люди работают с удовольствием.
– Ну и драться тоже, – согласился он неохотно.
– Это тоже ладно… – косторез остановил шило, отнял его от фигурки, полюбовался, повернул другим боком, и Влас ахнул – глаз ошкуя ожил, смотрел искоса и чуть злобно. А дедка нацелился шилом на второй глаз. – А что ж тебе, наши мастера боевые не показались?
– Да где они у нас в Онеге, те мастера-то? – всё так же неохотно сказал Влас. Не хотелось обижать старика, а только без неприятных слов, похоже, не обойтись. – А англичанин – вот он.
– Это верно, – со вздохом согласился дедка Силантий. – Перевелись… у настоящего стеношника учиться – это в Архангельске нынче надо, а то на Пинеге где-нибудь, в Мезени. Был добрый боец, Никита Рохля, да море взяло, был и Онцифор Лукин, да в прошлом году помер. С той поры и взялись нас архангельские да мезенские бить чуть не каждый год.
– К Лукину я ходил пару месяцев, – возразил Влас, усаживаясь удобнее – спина затекла сидеть всё время в одном положении. И не только спина, а и то, что пониже. – А потом он и помер как раз…
– Усвоил ли что? – придирчиво глянул на него косторез, откладывая шило. Второй глаз ошкуя был готов, и дедка Силантий снова взялся за нож.
– Мало, – откровенно сознался мальчишка, смущённо отводя глаза. – Душой гляди, да чувствуй, как бить… не понимаю я этого, – в голосе Власа прорезалась досада. – У англичанина проще – четыре удара всего и есть.
– Ну что ж, – не остудил его дедка Силантий. – Может, так оно и надо… кто-то сразу видит, как оно надо, а кто-то сто раз повторить должен…