Не-доросли. Книга 2. Холодные перспективы

Закружились вокруг друг друга, изредка ударяя – делали попытку, проводили разведку. Обошли два полных круга, не слыша и не видя ничего вокруг себя, на мгновение остановились на тех же позициях, откуда всё началось. И как раз в этот миг по ушам Глеба ударил залихватский презрительный свист, а потом и задорный выкрик (мгновенно узнал голос наглого уличника, Яшки-с-трубкой): «Не спи, лях!». Вздрогнул на миг, не обернулся ни на вершок – ещё чего не хватало оборачиваться шляхтичу на окрик бульвардье. А только этого мгновенного замешательства как раз и хватило Быченскому – его тёмно-зелёные глаза вдруг процвели волчьим огнём, он стремительно ринулся вперёд.

Литвин метнулся тоже.

Сшиблись посреди небольшой проталины, хлюпая мёрзлой грязью и разбрызгивая её штиблетами.

Глеб ударил в середину груди – правила, правила! – но напор Бычка был настолько силён, что болью отдало в запястье и в локоть, а ответный удар пришёлся прямо в подвздошину. Добро ещё дядькина наука пошла впрок, и Невзорович успел увидеть, куда будет бить Быченский – успел напрячь живот. А только в живот словно пушечное ядро врезалось, и дыхание перехватило – не вздохнёшь.

Невзорович отлетел назад почти на сажень и упал на колени. Хотел возмутиться и вскочить – ещё чего, шляхтич – и на коленях! – а только на это не хватило вдруг ни сил, ни дыхания. Стоял, чувствуя, как не может вдохнуть и погибает от удушья, и мечтал, чтоб эта глупая драка закончилась как можно скорее, а панталоны на коленях стремительно промокали, и холодная грязь леденила кожу, ломила суставы.

Время тянулось, словно гуттаперчевая подвязка, Глеб ждал нового удара, который наверняка решил бы дело, а Быченский отчего-то медлил – стоял, казалось, совсем рядом и чего-то ждал. Чего ждал, понять было нельзя – все голоса поблизости вдруг пропали для Глеба, словно он оказался в глухом джутовом мешке, плотно набитом ватой.

Чего он ждёт?

Чего?!

И вдруг Глеб понял.

Ждёт, чтобы он упал сам. Чтобы потом посмеяться над шляхтичем, над литвином. Над «ляхом».

Злость пронзила его с головы до ног, и Глеб, вдруг вновь обретя силы, рывком встал на ноги. Голоса, крики и свист вдруг ударили в уши, рядом слышалось хриплое дыхание Быченского, вокруг метались стремительные фигуры, кого-то совсем рядом били с придыханием, что-то орал справа Корф – всё его спокойствие вдруг куда-то девалось, краем глаза Глеб успел заметить, как гардемарин, не вставая со стула, весь подался вперёд, упершись ладонями в колени – вот-вот бросится в драку сам.

Мимо метнулась здоровенная туша – оказывается, Быченский ничего не ждал, просто Глебу какое-то стремительное мгновение показалось чудовищно долгим, и сейчас ударил, от души ударил, не жалея, но промахнулся – литвин встал на ноги, и Бычок ударил мимо. На мгновение замер к Глебу боком, чуть неустойчиво, совсем на какое-то крошечное мгновение, но Глебу этого хватило – Невзорович стремительно крутнувшись на одной ноге, пинком подшиб Бычка под колено, и теперь уже Быченский с глухим вскриком, сквозь который Глебу вдруг ясно послышался тяжёлый влажный хруст) упал на колени в мёрзлую грязь, а потом и вовсе повалился ничком, выставив перед собой руки – Невзорович не успел ударить снова.

Анкер, стремительный, как ласка, метался перед Власом туда-сюда, норовя ударить то сбоку, то над руками, то ниже – в подвздошину или в живот. Но Влас, отлично помня наставления своих учителей, и дедки Силантия, и мистера Сэма Джонсона («Box, Small-boy, box! Don’t stop! Move!»), сам на месте не стоял.

Они продвинулись вперёд и назад, сделали круг вокруг друг друга, всё не могли друг друга достать, только впустую молотили воздух кулаками. Да только сколько можно проверять да разведывать, так можно и утомиться!

Власу надоело.

Шаг вперёд – и стремительная серия: джеб, хук, двойка! Достать сумел только хуком – угодил в грудь, но Анкер только чуть качнулся, а от остальных ударов ушёл. Легко ушёл, словно приплясывая на месте. Влас даже чуть оторопел – такого ему прежде видеть не доводилось. Бочечкаров и вправду чуть приплясывал, словно в кругу ходил вприсядку.

На душе чуть захолонуло, вспомнились рассказы дедки Силантия про таких бойцов, которые в кураже плясать начинают – нет таких хуже. И не угодишь по нему, и не угадаешь, что сделает в следующий миг, и боли не боятся в кураже. Для них бой – это словно пляска, словно… словно священнодействие какое-то. Подумалось мельком – добром закончится дело, непременно попрошу Анкера, чтоб меня такоему поучил, лишним не будет, не последняя драка в жизни.

И почти тут же Николаша смазал его по уху – легонько, неприцельно, но ухо мгновенно ожгло болью, запылало огнём. Мелькнула глупая мысль – не порвал бы чего, буду потом одноухим ходить толпе на потеху. Мелькнула и пропала – до таких ли сейчас забот, не про думать надо.