Не-доросли. Книга 2. Холодные перспективы

Рушник светил продранными в нём прорехами, словно его рвали когтями вороны. Может быть, так оно и было. А может просто солнце, дожди да ветер поработали.

Подъехал Данила, тоже поглядел на рушник, хмыкнул. Должно быть, тоже вспомнил что-то.

– А ведь мы не в Невзоры едем, панич, – сказал вдруг Данила, оглядываясь по сторонам, когда дуб и крест остались уже далеко позади. Глеб молчал, сделал вид, что не слышит, но камердинер не успокоился. – А, панич?

– Не в Невзоры, – ответил, наконец, шляхтич, понимая, что отмолчаться не получится. – В Витково, к Виткевичам. В Невзоры заедем на обратном пути.

Данила в ответ только многозначительно крякнул.

К Виткову подъезжали во второй половине дня, когда солнце уже поворотило, перешло через полуденную черту. Сначала расступились деревья, открывая узкой просеке выход на простор, к Двине – река здесь делал едва заметный изгиб, а дорога шла через лес, прямо.

Потом отступил в сторону берёзовый перелесок и из-за него выглянул на высоком берегу белый каменный дом под рыжей черепицей – стрельчатые окна в свинцовых переплётах, высокая кирпичная труба, низкий каменный забор, ажурная ковань ворот.

Витково.

Навстречу с басовитым лаем уже мчались два кудлатых рыжих пса. Когда до них оставалось несколько сажен, угрожающий лай вдруг стал весёлым – признали, должно быть. Добежали и весело запрыгали вокруг всадников. В прежние времена Невзоровичи часто бывали у соседей – и у Виткевичей, и у Довконтов, и у Рыгора Негрошо.

В прежние времена.

Привратник с поклоном отворил ворота, ответил поклоном на приветствие, но, похоже, так и не признал гостей, хотя и видел их раньше неоднократно. Да и признал его Глеб – старик Павло с давних времён служил у Виткевичей.

– Господа дома? – осведомился Невзорович, чуть придержав коня в воротах и роняя алтын в благодарно подставленную ковшиком руку привратника.

– Госпожа дома, – отозвался старик, ловя монету, подслеповато вглядываясь в шляхтича и, видимо, не узнавая. – Прошу вас, панове.

Одет старик был в потрёпанную, изрядно потёртую даже, ливрею. У широкого крыльца с резными колоннами и двускатной кровлей над ним (наверное, это должно было выглядеть как классический портик, но сейчас побелка облупилась и из-под неё оскалилось серое дерево, выщербленное солнцем, дождями и ветром) их встретил молодой парень в такой же старой, поношенной одежде, хотел принять поводья у Невзоровича, но Данила его опередил. Парень вздохнул с заметным облегчением.

– Как прикажете доложить? – этого слугу Глеб не знал.

– Передай – Глеб Невзорович.

Слуга вздрогнул, широко распахнул глаза, хлопнул ресницами, потом вдруг резко повернулся и чуть ли не бегом бросился вверх по ступеням.

Глеб не торопился. Проводил взглядом Данилу, который повёл коней к покосившейся конюшне – кровля просела, там и сям вздыбился отошедший от основы и рассохшийся гонт, ворота уже провисали и нижний край их касался земли, терялся в травяной поросли. Видно было, что эту поросль косили давно, и тропинка заросла. Видимо, и гости в этом доме бывали редко.

Куда ни кинь взгляд, что ни возьми, отовсюду выпирала бедность.

Неужели Виткевичам не хватает доходов с имений?! – поразился Глеб невольно, но тут же понял – видимо, да, не хватает. Да и какие там доходы, они и были-то почти что застенковая шляхта, пара вёсок с полями, сабля да конь, вот и всё имение. Да во́йны, да разорения, да ссылка Янека, да смерть пана Викторина…

Возможно, больше всего тут не хватало твёрдой мужской руки.

Молодой лакей вновь возник на крыльце, придерживая дверь отворённой:

– Госпожа… – он некоторое время поколебался, словно не решаясь сказать то, что ему было велено, потом всё-таки сказал. – Госпожа больна и никого не принимает…

Ясно.

Глеб помедлил несколько мгновений, прежде чем повернуться, поискал какие-то слова, но не нашёл.

Мать Янека не хотела его видеть.

Ну и правильно. А с чего ей хотеть-то? Янека арестовали, а его нет. Янек тянет лямку где-то на Урале в рядовых солдатах (по слухам!), а он – здесь, дома, вполне благополучен, скоро и офицером станет. Мужа её убил его, Глебов, опекун, именно из-за того, что хотел пан Викторин сам стать опекуном Невзоровичей. С чего бы ей, пани Анне, хотеть видеть его, Глеба Невзоровича?

Правильно.

Данила, видимо, что-то расслышал даже от конюшни. Остановился, придерживая коней, остановил и руку на деревянном засове просевших конюшенных ворот – кажется, пора коней вести и обратно, ехать в Невзоры несолоно хлебавши, как говорят русские.

Но почти тут же следом за лакеем на крыльцо выскочила девушка, почти девочка ещё (лет четырнадцать, не больше! – мгновенно отметил про себя Невзорович) в длинном платье-рединготе с широким отложным воротником и жгутами поперёк груди – синий лён, высоко подвязанный пояс, кружева на вороте. Скромно, если не сказать, бедно, но со вкусом. Набрасывая на голову потемнелый капор и завязывая ленты под подбородком, она бросила лакею:

– Оставь, Лешек, я сама. Помоги лучше слуге пана Невзоровича и угости его в лакейской.