Не-доросли. Книга 2. Холодные перспективы

– Угощайтесь, барич, – негромко сказала Маруська, протягивая ему сжатую в кулак руку. Это было что-то новое – в прошлом году, да и вообще никогда раньше она не разговаривала с ним на «вы». Грегори иногда казалось, что Маруська и не помнит, что он барич, а всегда воспринимает его как приятеля старшего брата, такого же деревенского мальчишку, как и все, кто рядом. Да и как отличить-то? Одет всегда так же, как и все остальные, только лишь, что знает много да читать умеет.

Гришка послушно подставил ладонь.

Орехи в Маруськиной руке были тёплыми, а сама рука – горячей, чуть подрагивала.

– Закончили сенокосить? – спросил он, сдавливая орех пальцами. Калёная скорлупа сухо треснула в руке, Грегори уронил пустую скорлупу в траву и протянул девчонке ядро.

– Какое там… – протянула она, бросая орех в рот. – Едва треть скосили в том месте. Травы нынче прорва. Завтра грести да смётывать – сохнет трава на корню. Отец говорит, на его памяти не бывало ещё такой жары, как нынче.

– А те? – спросил Гришка, щёлкая новый орех. На этот раз кинул ядро себе в рот и пояснил, жуя. – Ну, татары… не были больше?

– Не, – Маруська весело поморщилась, шевельнула плечом. – Не появлялись. Спасибо вам, барич. Отец велел ещё раз благодарить, если вас увижу.

Спасибо вам…

Грегори вдруг отчего-то стало неприятно, Маруська говорила с ним, как с чужим. Хотя… может, она просто остальных девчонок стесняется? Вон они как хихикают да подталкивают друг друга в бок, косясь на Маруську и Грегори – только белки глаз в полумраке сверкают.

– Да ладно, – Гришка усмехнулся, опять ломая скорлупу. – Было бы за что благодарить. Ну постоял перед ними, а потом они сдр… эээ… испугались.

Маруська фыркнула, оценив оговорку и заминку барчука.

– Да и не решились бы они, наверное, в драку-то лезть, – подумав, сказал Грегори и опять протянул Маруське ядро.

– Ой ли, – недоверчиво протянула девчонка. Аксютка с Палашкой непонимающе слушали их разговор, потом Аксютка вдруг спросила с подозрением:

– А вы это про что?

– Да, – Гришка повёл плечом. Рассказывать не хотелось, но Маруська отмалчивалась, а её подружки ждали, пришлось говорить. – У Плотниковых вот с татарами тимкинскими сегодня едва драка не вышла…

Татарский Рахимкуль русские чаще звали Тимкино, почему – никто в Новотроицке не знал.

– И? – жадно спросила Палашка, словно ожидая, что ей сейчас расскажут ста́рину про Илью Муравленина или Сухмана, вроде тех, которые любил Влас Смолятин. – Подрались?

– Да нет, – уже с сожалением ответил Грегори. Теперь ему уже почему-то было жаль, что не пришлось кулаками помахать. Хотя… тут, пожалуй, кулаками не обошлось бы – и косы были наготове, и вилы под рукой, и топор… – Испугались они чего-то…

Девчата негромко засмеялись, понимая, чего именно испугались тимкинцы.

– Барич, а вам… приходилось вот так? – спросила вдруг Маруська, поворотясь к нему лицом. Тень от высоко повязанного платка падала ей на лицо, видны были только белки глаз да зубы – белели в темноте. Да ещё крошечная скорлупка от ореха, которая прилипла на нижней губе, полной, сочной… Грегори вдруг поймал себя на том, что ему смерть как хочется прикоснуться к этой губе, снять скорлупку – пальцами, а лучше – губами. – Драться, не как у нас в деревне, а… взаболь? Чтоб прямо в кровь и насмерть?

– Ну, насмерть не насмерть, – протянул Грегори, вспоминая прошлогодние стычки с чугунными, питерскую шайку уличников, Яшку-с-трубкой и драку с Новыми на Голодай-острове. – Приходилось, но не то, чтобы насмерть… Но взаболь… взаболь – да.

– Страшно? – спросила сзади Палашка Змеёва. Смешки девчат вдруг разом притихли, они, должно быть, что-то почуяли.

– Сначала – да, – задумчиво сказал барчук, и очередной орех треснул в его пальцах, брызнув осколками скорлупы. – Самое страшное – начать. Потом… потом – уже не страшно, если не останавливаться. Промедлишь, испугаешься – пропал.

– А ты стоял перед ними, будто и не боишься ничего, – задумчиво сказала Маруська. Девчонки рядом едва слышно шушукулись о чём-то своём. – Я и подумала… в Петербурге приходилось.

Она сама не заметила (и Грегори не заметил!) как привычно начала называть его на «ты» – видимо, и стеснение переде девчатами прошло.

– Ну да, – Гришка подумал несколько мгновений и, чтобы не казаться хвастуном, добавил. – Да там не очень страшно было, в Питере-то. Вряд ли дошло бы до чего-то серьёзного… да и друзья рядом были.

– Хорошие друзья? – девчонка спрашивала так, словно думала о чём-то своём, почти равнодушно.

– Да, – прерывисто вздохнул Грегори. – Я уже почти и соскучился по ним. Один с Онеги, помор, Власом звать, другой из Литвы, Глеб.

– Скоро увидитесь, – в голосе Маруськи ясно прозвучала грустная нотка, словно девчонка сожалела о скором отъезде барчука.

– Ну ещё не скоро. Вакации только начались.

Да. Не скоро. Осталось ещё целых три недели.