Не-доросли. Книга 2. Холодные перспективы

Гришка, чуть принагнувшись, проехал в широко отворённые ворота усадьбы, придержал коня, стрельнул туда-сюда взглядом. Казачок, Сашка Поспелов, тут же подскочил, протянул руку к поводьям. Мальчишке было восемь, его только в прошлом году взяли из деревни в услужение, после того, как его родители умерли от глотошной[4]. Первое время он дичился всех, и особенно Грегори, но быстро понял, что от старшего барича ему никаких унижений ждать не стоит. Тем паче, что жили покойные Поспеловы совсем рядом с Плотниковыми, и молодого барина мальчишке доводилось видеть и раньше, знал, что он дружит с Шуркой и Маруськой.

– Держи, – усмехнулся Грегори, спешиваясь, уронил поводья в руки казачка. Бой покосился на мальчишку, скаля зубы и чуть поджимая уши, но Гришка погрозил ему кулаком, и жеребец только всхрапнул в ответ. И пошёл за казачком, чуть прядая ушами и приплясывая – на удивление всей дворне, Сашку Бой слушался, хоть и норовил то и дело либо куснуть, либо долбануть длинной мордой в плечо и сбить с ног. Добро ещё, лягаться у жеребца привычки не было – силы у жеребца хватало, и ударь он от души да попади куда надо – сироту бы на кладбище снесли в тот же день.

В беседке около самовара хлопотала нянька Прасковья – чай и сбитень она готовить была мастерица, так что даже мачеха-французка забыла заморскую страсть к кофе и полюбила чай. Нянька заваривала чай с мятой, чабрецом, липовым цветом. Отец привозил из Уфы по осени целый тюк чая, перехватывал дорогой и редкий товар прямо с боткинского каравана из Кяхты – у Боткиных в приказчиках ходил его давний сослуживец, тащил чайные караваны через всю Сибирь, перестреливался в тайге с чаерезами[5]. Он и сноравливал старому военному приятелю, продавал Шепелёвым чай по оптовой цене, почти по той, по которой сам брал со склада в Кяхте.

– А, воротился, – приветливо сказала Прасковья Тимофеевна, щуря на воспитанника чуть подслеповатые глаза и по-доброму улыбаясь – так, что морщинки сошлись вместе, и потемнелое от старости лицо стало похоже на печёное яблоко. – Отвёл душеньку-то?

– Отвел, нянюшка, – добродушно отозвался Гришка, ухватывая с точёного деревянного блюда на столе крепко подсушенный бублик с медовой глазурью. С треском откусил кусок, прожевал, рассыпая крошки на траву (воробьи или полёвки подберут). – До Бухменя самого сгонял. Жара в полях, сеном пахнет… любота.

– То-то, что любота, – беззвучно посмеиваясь, покивала нянька. – А отец-то Боя хватился, а его нет…

– Ай ехать куда-то хотел батюшка? – Грегори поднял бровь, бросая в рот остатки бублика.

– Да, ничего особенного, – махнула рукой Прасковья Тимофеевна. – Должно быть, так же, как и ты, коня промять хотел…

Гришка молча кивнул и, стащив с блюда второй бублик и ловко увернувшись от няньки, которая сухонькой тёмной ладонью нацелилась хлопнуть его по вороватой руке, побежал к высокому крыльцу. Но едва он ступил на первую ступеньку, как что-то твёрдое и увесистое больно щёлкнуло его по уху. Грегори оторопело остановился и завертел головой, отыскивая причину. На выглаженной до блеска некрашеной ступеньке лежал высохший ядрёный жёлудь. Второй щелчок пришёлся по лбу и заставил вскинуть голову.

Жорка скалился с резного гульбища, разглядывая старшего брата. В руках его покачивался длинный волосяной шнурок с плоской кожаной блямбой посередине – праща.

– Я вот сейчас влезу туда – и за ухо тебя, – пригрозил ему Грегори. Младшему братцу в этом году исполнилось девять лет, и норов его с каждым годом становился всё паскуднее. Вот и сейчас – видя, что новый жёлудь зарядить, а тем более, пращу раскрутить он всё равно не успеет, Жорка высунул розовый язык широченной пупырчатой лопатой, потом метко плюнул в Гришку. Старший брат с трудом увернулся от плевка, подхватил со ступеньки жёлудь и щелчком запулил его в ответ. Но Жорки уже и след простыл, и жёлудь только звонко щёлкнул по резному столбику гульбища и улетел куда-то в сухую траву.

– Говнюк, – процедил Гришка сквозь зубы, поднял из травы второй жёлудь, тот, что угодил ему в лоб, и нырнул под тесовую кровлю крыльца, в прохладную тень. Пока он подымался по ступенькам, несколько мгновений он всерьёз раздумывал, не следует ли найти Жорку наверху и нарвать ему уши как следует (мысли, чтобы пожаловаться отцу или тем более мачехе, у него не возникло ни на мгновение – ещё чего не хватало).

Но в большой прихожей его первой встретила сестрёнка Аннет. И злость на дурака Жорку сама по себе куда-то испарилась.

– Приехал? – Анютка заразительно улыбнулась, на щеках заиграли ямочки. – Тебя папа́ ищет, братец. Уже спрашивал два раза, где тебя носит.

Папа́.

Гришка чуть удивлённо приподнял брови и вытянул губы трубочкой. Важных дел не предвиделось, с чего бы это отцу его искать? Да и вакации только начались ещё, какие дела могут быть? У бога дней не с решето, почти месяц ещё впереди.

– А где он сейчас?

– Да в курительной вроде бы, – Анютка поморщилась – не выносила табачного запаха девчонка.