Не-доросли. Книга 2. Холодные перспективы

Волчий вой поднялся многоголосо и разом – волосы вставали дыбом, оторопь и жуть обволакивали безвольной пеленой, словно в бухарскую зендянь[13] кутали или в татарский тягиляй[14] – не шевельнёшься, и дышать нечем. Полохнулись и рванулись с пронзительным паническим ржанием кони на длинных волосяных и ременных паворзах[15], рвали привязку боевые псы – бордосские доги и мастиффы – роняя пену с клыков. Затрубили рога – к тревоге, словно и не на охоте, а на войне, послышались встревоженные крики холопов и оруженосцев, зазвенело железо.

Невзорович вскочил с попоны – только-только глаза сомкнул вроде бы, преклоня голову на седло, а вот на тебе. Меч словно сам по себе вылетел из ножен – навык за беспокойное княжение Гедимина к походам да военным тревогам, с кем только не доводилось оружие-то скрещивать – с немцами и ляхами, с русью и татарами в прошлогодней битве на Ирпени.

По стану великого князя метались огни – кто-то торопливо велел разжечь факелы, и смолистые языки пламени роняли дымные капли, плясали тени. Поднялся ветер, с ближней берёзы охапками рвало листву.

В лунном свете над ближней горой встала тень, задрожала на облаках гигантским зверем.

Волк.

Матёрый вожак, шерсть дыбом, хвост насторожённо откинут, голову задрана вверх, а из отверстой пасти рвётся вой, дробясь на множество голосов, гудя в ушах, словно колокольный бой, словно набат.

Рядом с Невзоровичем оказался волхв – в длинном тёмно-сером плаще, всклокоченная борода торчит вперёд, волосы раскосмачены, глаза горят восторгом, из полуоткрытого рта, казалось, вот-вот вырвется вопль.

Князь Гедимин, худой и жилистый, уже в кольчуге и плаще, птицей взлетел в седло, приподнялся на стременах, вглядываясь пляшущую на рваных неровных облаках тень.

Сердце билось гулко, сон стремительно таял – странный, очень ясный, ничуть не похожий на обычные сны.

Кто-то прошёл по коридору – осторожно, крадучись, задержавшись на мгновение около двери в комнату Глеба. Шляхтич насторожился, впрочем, не подумав протянуть руку к оружию – не было и не должно было быть в Невзорах ни одного человека, который хотел бы поднять оружие на молодого господина. Даже Рыгор, которому изрядно досталось днём от Глеба и Данилы, мог долго злиться и ворчать, но чтоб злоумышлять…

Шаги в коридоре стихли – человек прошёл мимо. На походку Рыгора это не походило, ступает слишком легко, на походку Анки тоже – для неё эти шаги как раз слишком тяжёлые.

Но ведь нет же в Невзорах больше никого!

Невзоровичи никогда не держали много прислуги, даже в самые благодатные времена, с Конгресса[16] до отцовой смерти, в Невзорах было не больше десятка слуг, а уж теперь, когда тут никто не жил, опекун Довконт и вовсе распустил слуг по оброку, оставив только двоих – Рыгора да Анку.

Глеб рывком сел, и почти тут же услышал тихий, едва слышный разговор снаружи, как раз под его окном.

Говорили на чаўне[17]. Двое. Мужские голоса.

Глеб, стараясь двигаться бесшумно, откинул одеяло, встал с кровати (не скрипнуть бы ничем! – уже то добро, что отлично помнит ещё с детства, где и что в его комнате может скрипнуть) и, не одеваясь, подошёл к окну, из которого тянуло холодом.

– Чего его сюда принесло? – хрипловато-недовольно спрашивал один.