Не-доросли. Книга 2. Холодные перспективы

– Склад, – задумчиво повторил Глеб. – Что за склад ещё? И зачем он нужен? Кто приказал?

– Пан Миколай приказал, – почтительно ответил Вильк. Глаза его вдруг перестали бегать – то ли решился говорить правду, то ли придумал правдоподобную ложь. – А зачем он нужен – дело не моё, господское.

Ну да, ну да. Чтоб управитель да не знал, для чего господин приказывает сделать склад, да ещё с такой дверью. Но было видно, что большего из Вилька не вытянуть, если только под пыткой.

Шляхтич покосился на Карбыша – Данила не шевельнулся, только ноздри настороженно раздувались, словно предчувствуя хорошую драку.

– Ключи есть?! – отрывисто спросил Глеб, но Вильк в ответ только мотнул головой.

– У пана Миколая ключи.

Врёт, – окончательно убедился Глеб. Не может быть, чтобы у него не было ключей. Или говорит правду, но тогда тут и вовсе дело тёмное. Приказать ему Глеб не мог – не его слуга, опекуна. И не пытать же его калёным железом, на самом-то деле.

На мгновение Глеба обожгло острое чувство бессилия – так бы и приказал сейчас Даниле, и тогда никуда бы Вильк не делся – и ключи бы отдал, и рассказал бы всё. Но закон сейчас на стороне опекуна, и ничего с этим не поделаешь.

Может быть, пан Довконт с контрабандой связался – до прусской границы не так уже и далеко, и там, в подвале, перевалочный склад какой-нибудь. Или с фальшивомонетчиками и там типография или чеканная мастерская.

В любом случае, это сейчас не его дело.

Пока – не его.

[1] Стае – старинная литовская мера длины, около 80 метров.

[2] Вадья – озерко среди болота; окно открытой воды в трясине.

[3] Чамарка – старинная польская одежда, род венгерки.

[4] Ольстры – парная седельная кобура для пистолетов.

[5] Гунтер – английская порода верховых лошадей для охоты.

[6] Ко́нтуш (польск.), ку́нтуш (укр.), кунту́ш – верхняя мужская или женская одежда с отрезной приталенной спинкой и небольшими сборками и отворотами на рукавах.

[7] Кане-корсо — порода собак, один из самых древних представителей группы молоссов, первые упоминания о котором появились в глубокой древности.

[8] Бигос – традиционное польское, украинское, белорусское и литовское блюдо из капусты и мяса. Штоллен – традиционная немецкая рождественская выпечка из сочного, тяжёлого дрожжевого сдобного теста, в классическом рецепте – обильно посыпанный сахарной пудрой кекс с высоким содержанием пряностей, изюма, орехов и цукатов.

[9] Крупник – популярный белорусский суп с крупой, грибами, морковью и сметаной. Панцак – перловая крупа.

[10] Горлач – белорусская крынка для молока.

[11] Раугеня – литовский ржаной квас.

[12] Вайделот – языческий жрец в Литве.

[13] Зендянь – старинная восточная ткань, шёлковая или хлопчатобумажная.

[14] Тягиляй – стёганый средневековый панцирь подбитый толстым слоем ваты или пакли.

[15] Паворз – привязь, чаще всего, ременная, поводок

[16] Конгресс – Венский конгресс 1814 – 1815 гг. завершивший наполеоновские войны.

[17] Чаўня – смешанное белорусско-русское наречие, называемое в наши дни трасянкой.

Глава 11. Время Большого Пса

1

С моря тянул сиверко.

Настырно забирался под суконный зипун (дома Влас ходил в том, в чём привык за четырнадцать лет северной жизни, почти в крестьянской одежде – глянь со стороны, так и от дрягиля или покрутчика[1] не отличишь, только что выглядит опрятнее, не испачкан чешуёй да рыбьими потрохами). Зябко холодил кожу, норовя пробрать и до кости, невзирая на летнюю пору. Шевелил волосы, выбившиеся из-под сбитой набок шапки.

Орали чайки, носились над берегом косыми серыми молниями, выглядывая в глубине добычу.

Где-то там, на севере, ходят льды, на Матке да Колгуеве стынут холодом скалы, в которых спрятано Зеркало… Влас невольно содрогнулся, вспомнив, как прошлым летом в него глядел.

Что только и не увидишь в северных водах.

Стыло над морем холодное, пронзительной синевы, небо с высокими грудами облаком, почти недвижно висящих в зените. Нестерпимо сияющие блики неяркого северного солнца ломко плясали на гребнях волн. Из-за Кий-острова, навалисто накреняясь по ветру, бежал к Онеге карбас, жирными мазками белой краски по синему фону висли надутые паруса.

Кадет Смолятин прыгнул с выглаженного волнами валуна на прибрежный галечник, носком сапога отбросил с дороги выбеленный ветром и солнцем череп морского ежа, когда-то обронённый на берег чайкой, и поворотился к низкому, то и дело заливаемому волнами вымолу[2]. По низкому настилу, сколоченному из расколотых вдоль брёвен, согнувшись, вереницей шли дрягили, – волокли с глубоко осевшей в воду шхуны кули с ветряной рыбой и бочки с солёной.

Влас несколько мгновений разглядывал их, ощущая странное чувство – зависть, смешанную с каким-то превосходством. Ещё год-два назад он старался бы на равных с этими дрягилями волочь кули и бочки, помогал бы, чем мог. А нынче – зась. Отец строго наказал – никакого покрутничества. «Хватит и того, что ты олонесь[3] едва в корпус не опоздал по капризу. С Матки-то тебя мало не силой выцарапывать пришлось, не помнишь ли?».

Помнил.