Не-доросли. Книга 2. Холодные перспективы

В конторе почти ничего не изменилось за прошедший год. На выглаженных дресвой некрашеных полах неярко горело, падая из низкого окна, северное солнце. На конторке в углу слегка чадила недавно погасшая свеча, на бюро, грубоватой копии английского дубового чиппендейла, в беспорядке были разбросаны бумаги и перья, высокий венский стул стоял вполоборота у бюро. Скрипуче чирикал в клетке над столом пёстрый попугай, купленный у голландского купца, косился настороженно в сторону двери.

Высокий худой человек стоял у окованного железом сундука в углу, обернувшись на звук хлопнувшей дверь. Большие залысины над лбом, орлиный гасконский нос, словно у Сирано де Бержерака, худые впалые щёки, остатки потрёпанного гвардейского мундира плохо сочетались с мягкими поморскими броднями нерпичьей кожи. Родные французские сапоги давным-давно уже приказали долго жить (тринадцать лет прошло как-никак), а вот форма, которой у monsieur Шеброля оказалось несколько комплектов, ещё жила (впрочем, Влас в глубине души подозревал, что учитель давно нашёл какого-то неболтливого портного, который за небольшую мзду каждый раз шьёт ему из старого сукна такой же мундир, который француз привык носить). В партикулярной жизни Шеброль давно уже носил статский сюртук, а вот на службу всегда, словно в пику своему нынешнему начальству, русским и англичанам, врагам La Grande France, всегда надевал гвардейский мундир. Вернее, то, что от него осталось. Начальники относились к этой привычке хорошего служащего как к безобидному чудачеству, не мешающему его службе, то есть, смотрели сквозь пальцы, что русские, что англичане.

Шеброль смотрел встревожено и чуть испуганно, словно Влас застал его за чем-то предосудительным или неподобающим. В поднятой перед грудью руке застыла пустая чернильница, в отворённой дверце шкафа виднелась чёрная пузатая бутылка – ничего особенного, клерк собрался пополнить запас чернил. И всё же…

При виде Власа он облегчённо вздохнул и радостно распахнул глаза – у простодушного француза все чувства были нараспашку.

– Власий! – радостно возгласил он и по его тону Смолятин-младший мгновенно понял, что угадал – не за чернилами пришёл monsieur Шеброль к шкафу и сундуку, совсем не за чернилами. И скорее всего, уже не в первый раз за день.

– Bonjour monsieur Chebrol, – весело ответил Влас, осторожно прикрывая за собой дверь. – Пришёл вот навестить вас.

– Не забыл учителя, стало быть, ученик, – на глазах француза едва заметно блеснула слезинка, и Влас опять понял, что угадал. Не настолько уж сентиментальным был императорский гвардеец, чтобы прослезиться от вида своего ученика, пусть даже и не видались они около года. Почти тут же француз воровато оглянулся на окно и спросил, весело подмигивая:

– Там за тобой никто не шёл?

Влас мотнул головой, помимо воли широко улыбаясь.

– Никого не видел. Пусто как на море.

– Ну и хорошо, – выдохнул Шеброль, поставил чернильницу внутрь шкафчика, наклонился и жестом фокусника извлёк из-за сундука высокую глиняную бутылку, густо обволочённую паутиной. И даже воскликнул, как фокусник в цирке. – Voila!

Влас фыркнул – вот и подтвердилась его догадка.

Негромко хлопнув, выскочила из горлышка тугая пробка – Шеброль вытащил её прямо зубами.

– Тебе не предлагаю, – наставительным тоном невнятно (мешала зажатая в зубах пробка) сказал француз. Выплюнул пробку в ладонь, запрокинул голову и как следует глотнул. Влас принюхался – пахло чем-то незнакомым и не очень приятным. Он приподнял брови. А учитель оторвался от бутылки и сказал по-прежнему наставительно. – Гадость страшная, хоть и с моей милой родины. Даже и не пробуй никогда.

Да я и не собираюсь, – хотел ответить помор, но счёл за более умное промолчать. Мало ли что может случиться в жизни, не стоит зарекаться заранее.

Учитель глотнул ещё раз, воткнул пробку на место и снова спрятал бутылку.

– Вообще это, – он мотнул головой в сторону сундука, – полагается пить из пузатых бокалов, подогреть, да чтоб подышал… сигару после него выкурить… под приятную беседу, со льдом да с копчёным лососем или с гусиной печёнкой. Да чтобы не эта нищенская гадость на виноградном жмыхе, а настоящий десятилетний Chateau Ravignan, а это… разве это настоящий арманьяк?

Monsieur Шеброль уселся на сундук, покосился на пустующую чернильницу и тоскливо вздохнул. Видно было, что ему смерть как не хочется наливать в неё чернила, а хочется глотнуть ещё.

Влас добродушно усмехнулся, шагнул ближе, запустил руки в шкафчик, выдернул бутылку с чернилами, наклонил её над чернильницей. Густая жидкость цвета индиго быстро потекла волнами, наполнила чернильницу до краёв. Влас ловко поднял бутылку, сумев ни капли не уронить мимо. Гасконец завистливо вздохнул – сам он, видимо, не надеялся сейчас действовать так же ловко. Арманьяк, знаете ли, точности движениям не прибавляет.

С отвращением покосился на лежащие поперёк бумаг плохо очинённые перья. К бумажной работе плохо лежала душа, но на что-то иное monsieur Шеброль сейчас уже плохо годился.