Не-доросли. Книга 3. Метель

Влас беспомощно оглянулся по сторонам, словно отыскивая, кто бы ему помог, литвин глядел прицельно, сам не понимая на кого. А Грегори вдруг быстро подшагнул ближе к солдатам, которые, как один, смешно вытягивая шеи, вглядывались в мельтешение на середине моста.

– Что там, дяденька? – спросил он у ближайшего солдата – седатого унтера в сбитой чуть набок гренадёрской шапке. Тот в ответ только свирепо глянул исподлобья – сверкнули бледно голубые глаза из-под густых нависших бровей – словно два бочага в густой моховой поросли на болоте – шевельнул густыми седыми усами. Но, разглядев, должно быть, что спрашивают мальчишки, да не просто мальчишки, а почти что такие же служивые, как и он, кадеты, смилостивился, дёрнул усом:

– Преображенцы проход перегородили… – процедил он нехотя. И карабинеры. – Да и наши…

– Что? – жадно переспросил Грегори. – Что – ваши…

– Господин поручик Розен на сторону Николая Павловича переметнулся… не пускает… – по-прежнему нехотя ответил унтер, и вдруг построжел. – А вам-то чего надо там? Вовсе даже не ваше это дело, господа!

И отвернулся, без нужды поддёргивая на плече ружейный ремень, так что штык глухо цокнул по высокой гренадёрской шапке.

Грегори отступил – духу не хватало пристрожить старого служаку – он, кадет, хоть и мальчишка, а всё же дворянин, и никакой седой унтер, будь он хоть ста лет от роду, не должен был так говорить с ними. Пусть его…

Шепелёв поворотился к друзьям – да, друзьям, как же иначе! Теперь он уже и не помнил о былой размолвке, по правде-то сказать, он забыл о ней ещё утром, после того, как они все принесли присягу Николаю. И только когда Власу вдруг вздумалось податься на Сенатскую, опять было ощетинился.

– Что ж делать-то? – прошептал Влас. – Не пускают…

– А пошли по льду, – предложил вдруг Грегори, и оба друга тут же вытаращились на него.

В середине декабря лёд на Неве ещё плох, сплошные полыньи. Недаром солдаты не решались пойти напрямик, а толпились у моста.

– Думаешь? – нерешительно спросил Влас, а Глеб даже поёжился, передёрнув плечами под шинелью. Грегори и не подумал им отвечать – вскочил на парапет набережной, расстегнул форменный пояс и бросил его одним концом товарищам – а ну, держи!

От верхушки парапета до тонкого льда – невысоко, меньше сажени. Можно бы и прыгнуть, но тогда лёд точно не выдержит.

Друзья уцепились за конец пояса, поддержали – цепляясь за верх парапета, повисая на поясе, Шепелёв спустился на лёд, осторожно топнул ногами – раз и другой. По льду пошёл гулкий треск, но кадет весело задрал голову:

– Держит! Спускайтесь!

Пушки явно были заряжены, около них – солдаты в высоких киверах и в шинелях нараспашку, с запальными шнурами в руках. Между пушками в железной жаровне рдели уголья, над ними призрачно дрожал морозный воздух, и редкие снежинки, падая на угли, мгновенно исчезали, даже не долетая до них.

Один, бомбардир, присев на корточки, как раз в этот миг, запалив от углей шнур, раскуривал трубку, а второй, фейерверкер, пользуясь тем, что поблизости нет ни одного офицера, присел на лафет, закинув ногу на ногу и грыз калёные орехи – кидал их в рот по одному, смачно щёлкал скорлупой и сплёвывал её обломки в снег. Оба проводили Аникея взглядами, потом фейерверкер негромко проговорил:

– Дааа… не повезло вам, вашбродь… и чего вам было б в обход пойти, через Фонарный мост… там-то постов нет…

Правый конвоир, хмурый пожилой унтер неодобрительно покосился на болтливого фейерверкера, но смолчал. Аникей тоже молча прошёл мимо – он выжидал.

Ждал, пока скроются из глаз и штабс-капитан на мосту, и солдаты.

«Куда они меня ведут? – колотилось в голове, стучало в висках. – Куда?»

Вели в нужном направлении – прямо к Сенатской. Что, впрочем, и логично – раз там восставшие, то там и Николай должен быть с приближёнными. Туда и схваченных должны доставлять.

Его туда и вели.

На Исаакиевской площади шумела толпа – не особо густая, десятка три горожан. Вдоль заборов домов стояли хмурые солдаты – шинели, кивера, примкнутые штыки наготове. Но пока только стояли молча. Аникей, завидев народ воспрял было духом, но горожане только встретили его приветственными криками, но никто из них не решился хоть что-то сделать. Было видно, что они пока не дошли до такого состояния, чтобы кинуться в драку, очертя голову. Чего-то им не хватало. Знать бы чего…

Около Исаакиевской стройки (там даже сегодня не прекращалась работа, гулко ухали молоты, визжали пилы, звонко стучали тесла и долотья) унтер-конвоир всё так же хмуро кивнул вправо, в обход высокого забора, на Малую Морскую, и Аникей понял – сейчас! Другого случая может и не быть.

Коротким пинком он подбил левую ногу конвоира справа, ноги его засеклись, и унтер повалился едва не повалился ничком. Левый, молодой солдат, как бы не вчерашний рекрут, ахнул, поворачиваясь к арестанту, но мичман уже ударил его плечом, сшибая с ног, перепрыгнул через упавшего и ринулся в отверстые ворота стройки.

«Добро хоть рук не связали!!» – мелькнула сумасшедшая мысль. И даже кортик у него не забрали.