– Союз, – задумчиво повторил он, отдавая обратно записную книжку. В памяти вдруг всплыл летний рассказ дядьки Остафия о крестовом братстве среди казаков. Должно быть, корни этого обычая очень древние, ещё от скифов.
Он поморщился, вспомнив вдруг размолвку с друзьями. На душе неожиданно стало тоскливо – неужели это всё? Навсегда? И ничего уже не вернуть?
И что теперь?
Доносить?
Грегори даже замутило от одной мысли о том, что надо вот сейчас пойти к директору и рассказать… что рассказать? На друзей донести? На Аникея?!
На тех, кто хочеет убить рабство, это позорище России?
Опять вспомнилось «Ты – господин, а я – холопка!» и на мгновение даже потемнело в глазах. Он мотнул головой и поймал на себе сочувственный взгляд Лёве.
– Это что, про побратимство? – спросил Грегори, чтобы отвлечься. Как можно более равнодушно спросил, отдавая фон Заррицу записную книжку.
– Ты тоже про такое слышал? – обрадовался мекленбуржец, весело блеснув стёклами. Осторожно и быстро убрал книжку под переплёт Иродота, и Грегори невольно заподозрил, что у Лёве там написано что-то ещё, что-то такое, чего не следует показывать постороннему глазу. Вон как быстро убрал, словно опасается, не попросил бы Шепелёв книжку снова. Можно было бы и проверить (если спросить, он наверняка не откажет… или откажет), но зачем? У каждого есть право на свои личные тайны.
– Слышал, – сказал он задумчиво. – Ещё как слышал.
– Тоже о скифах?
– Нет, – Грегори усмехнулся. – Почти современное. Про времена Екатерины Алексеевны… и немного иначе.
– Расскажешь? – загорелся Лёве, весь подавшись вперёд.
Рассказать немудрено.
Грегори умудрился управиться в пару минут, всего несколькими фразами передал мекленбуржцу рассказ дядьки Остафия, и Лёве, дослушав, убеждённо заявил:
– Это тот же самый обряд. С древних времён тянется, – и добавил, помедлив. – Слышал, наверное, что скифы – наши предки?
– Слышал, как же, – всё так же туманно ответил Грегори.
В этот миг дверь в коридор вдруг распахнулась, и в спальню разом ввалилась целая толпа – и
Ввалились, быстро и шумно растеклись по спальне, каждый к своему месту. Проскользнули плотной кучкой, весело переговариваясь,
Он вдруг вновь ощутил на себе взгляд, повернулся и успел увидеть, что смотрит на него опять Сандро. Только во взгляде этом теперь странным образом мешались сочувствие и злорадство. И понимание даже, словно и с самим Сандро что-то подобное когда-то случалось.
Может быть, и случалось, – сказал себе Грегори, вновь отворачиваясь. Чего от Сандро ждать теперь было решительно непонятно. Да и как угадаешь? Может, он попробует отыграть своё влияние, переворот совершить. Может, попробует под себя
Лёве, всё это время внимательно глядевший на Шепелёва, вдруг негромко произнёс, словно сам для себя:
– Сего бо ныне сташа стязи Рюриковы, а друзии — Давидовы, нъ розно ся имъ хоботы пашутъ, – и добавил коротко и всё так же непонятно, щурясь за толстыми стёклами пенсне. – Копиа поютъ[5].