Генерал Суки́н уже расположился за столом, водрузив на его кожаную обивку громоздкие обшлага красного сукна, шитые позолотой. Пальцы генерала нервно перебирали какие-то бумаги, он подслеповато щурился сквозь роговые очки, словно хотел рассмотреть на бумагах что-то непонятное. Или рассмотрел, но не мог понять.
Дмитрий чуть слышно вздохнул и отвёл взгляд. Пузатое ореховое бюро в углу приемной с бронзовым письменным прибором, стопкой книг на верхней крышке и беспорядочно разбросанными бумагами на откинутой столешнице. Кованая вешалка потускнелой меди – на одном из рогов косо повис бикорн Сукина́. Диван с высокой спинкой – кожаная обивка, выгнутые, словно волюты[1] на наличниках северных изб, подлокотники. Пять стульев – мягкие полукресла с обивкой японского шёлка – золотые драконы на тёмно-зелёном фоне. И два тяжёлых неказистых табурета – они очень хорошо сочетались с обшарпанными кирпичными стенами каземата и совершенно нелепо на их фоне выглядела вся остальная роскошь – и стол, и бюро, и вешалка, и диван со стульями.
Впрочем, всё это понятно – у коменданта Петропавловки наверняка бывают гости, и гости непростые. «Высоко…подвешенные», – мысленно процедил Завалишин и сам поразился своей злости. Вот для этих гостей и для хозяина – и стол, и бюро, и диван, и стулья. И вешалка. А вот кирпичные стены и табуреты – это для узников. Для
– Итак, господа! – возгласил комендант, и Дмитрий Иринархович невольно вздрогнул, вскинул голову, возвращаясь из раздумий, встретился глазами с генералом. Александр Яковлевич смотрел странно – то ли сочувственно, то ли неприязненно, сразу и не поймёшь. – Мне поручено Высочайшей комиссией передать вам следующие уведомления.
Лейтенант сглотнул. Покосился на Смолятина – мичман стоял бледный, словно ждал, что ему сейчас объявят приговор. «К расстрелянию!», к примеру.
А ну как и вправду?!
Душа лейтенанта замерла, но в следующее мгновение он мысленно дал себе вескую оплеуху – если б не мысленно, то в голове б загудело и слёзы бы выступили.
«Отставить, лейтенант Завалишин! – рявкнул он на себя, выпрямляясь и вновь встречаясь взглядом с генералом. – Какой приговор ещё, если суда не было?!»
От этой оплеухи и окрика на душе стало чуть легче, и лейтенант вслушался в слова коменданта.
Вовремя.
– Господин Завалишин! – в глазах Сукина́ стал холод. – Вами было подано прошение на высочайшее имя о направлении вас в ссылку в Тобольскую губернию. Верно?!
– Точно так, – Дмитрий вдруг обнаружил, что его голос сел. Комендант, видимо, не расслышав ответа, чуть поднял брови, и Завалишин, сглотнув, повторил громче. – Точно так, ваше высокопревосходительство.
– В вашем прошении отказано! – в голосе генерала не было слышно никаких чувств, таким голосом мог бы говорить голем или медный истукан вроде изготовленных когда-то Гефестом. – Государем указано вам ожидать решения суда. Ответ понятен?!
– Точно так, ваше высокопревосходительство! – шевельнулись бледные губы.
Вообще-то Дмитрий ничего иного и не ожидал – надежд на прошение было мало, но чем чёрт не шутит, когда бог спит?
А комендант уже повернулся к Аникею.
– Господин Смолятин! – а вот теперь в голосе Сукина́ прорезались чувства – было слышно и сочувствие, и симпатия, да и глядел генерал на Аникея совсем не так, как на лейтенанта Завалишина.
Не так.
И Аникей тоже почуял что-то. Шевельнулся, поднял голову.
«Чёрный конь под ним споткнулся, чёрный ворон на плече встрепенулся, позади чёрный пёс ощетинился».
– Господин Смолятин, Высочайшая комиссия по рассмотрению вашего дела пришла к выводу, что доказательств вашей вины не существует. Вам может быть вменено в вину только нахождение четырнадцатого декабря одна тысяча восемьсот двадцать пятого года на Сенатской площади среди мятежников. Но доказательствами того, что вы были замешаны в заговор и действовали во вред его императорскому величеству следствие в настоящий момент не располагает. Поэтому Высочайшей комиссией принято решение вас освободить! В ближайшие дни вы будете выпущены из крепости!
Книга!
Завалишин на миг почувствовал себя так, словно это освобождение посулили не Аникею, а ему. Раз против Аникея нет улик, значит
Кроме тех, кого уже схватили по другому делу, – тут же саркастически сказал внутренний голос, и Завалишин поморщился.
Да, так. Верно. Но тут уже не в его воле сделать хоть что-то.
3
Сквозь разрывы туч на город потоком пролилось солнце, облило золотом шпиль собора, невысокие крепостные стены, заиграло бликами на невских волнах.
– Чего мы сюда пришли-то? – недовольно процедил Логгин Никодимович, щурясь на солнце. Больше всего он сейчас напоминал мартовского кота, который, устав от долгой зимы, пригрелся на завалинке.