Директор Морского кадетского корпуса контр-адмирал Пётр Михайлович Рожнов быстрым и привычным движением руки выдернул из часового кармана мундира серебряный брегет с часовым репетиром и турбийоном (личная работа самого Абрахама-Луи Бреге, одна из последних!), щёлкнул крышкой – прозвенела короткая мелодия.
Три часа пополудни.
Адмирал захлопнул крышку часов и снова сунул их в карман. И почти тут же услышал из отворённой фрамуги голоса, топот копыт и ржание коней.
Кого это в корпус принесло?
Пётр Михайлович вдруг непонятно с чего встревожился, шагнул к окну, но выглянуть не успел – распахнулась дверь и на пороге возник дежурный офицер – князь Ширинский-Шихматов, капитан-лейтенант, набожная душа.
– Пётр Михайлович! – вид у князя был не ахти – словно у встрёпанного воробья, едва не застигнутого кошкой.
– Господи, Сергей Александрович, да что с вами? – удивился Рожнов, а дурное предчувствие незаметно для него самого окрепло.
Князь ткнул рукой в сторону окна и сказал только одно слово:
– Государь!
О эти внезапные визиты высокого начальства! О эти внезапные проверки! Они отняли больше нервов и душевного здоровья, чем любая война, голод или эпидемия!
Адмирал глубоко вздохнул, мысленно обегая корпус от подвалов до чердаков. Обегай, не обегай, а теперь уже ничего не поправишь, не подкрасишь и никого не пристрожишь.
Поневоле вспомнилась история с корпусным знаменем месячной давности – неужто до слуха государя дошло? Оно понятно, шила в мешке не утаишь, как ни старайся, всё равно история выплывет наружу.
Ладно… будь что будет!
Директор Морского кадетского корпуса контр-адмирал Пётр Михайлович Рожнов одёрнул мундир нахлобучил на голову поданный князем Ширинским бикорн, выравнял кокарду посередине лба и двинулся к двери – встречать государя и высокую комиссию.
Впрочем, комиссия была невелика.
Сам государь Николай Павлович – густые светло-русые усы, высокий лоб и прямой нос – в глазах любопытство и придирчивый интерес.
Великий князь Михаил Павлович – гладко выбритое молодое ещё лицо (великому князю не было и тридцати!).
Два адъютанта в генеральских чинах – граф Перовский и граф Дибич.
Три штаб-офицера для сопровождения – как же иначе, государю без свиты никак нельзя.
Невместно.
Стройные подтянутые фигуры в чёрных мундире с серебром, белых панталонах и бикорнах с золочёным шитьем. Эполеты и аксельбанты, высокие чёрные ботфорты.
И государь и свита уже были в вестибюле корпуса, когда директор торопливо спустился к ним по лестнице от своего кабинета. Следом так же торопливо спускался и князь Шихматов.
– Ваше императорское величество! – адмирал козырнул, Ширинский-Шихматов застыл позади соляным изваянием. – Безгранично счастлив! Прошу!
И адмирал повёл рукой в сторону лестницы.
В лазарете было пусто, только в дальнем углу скучал, глядя в потолок (должно быть, уже каждую трещинку на нём пересчитал!) гардемарин Сашка Бухвостов, который как раз пару дней назад простудил горло, и теперь маялся жаром и насморком (уже не один платок засморкал за три-то дня). Невольно вспомнилось когда-то и от кого-то слышанное – насморк это такая болезнь, которая проходит за неделю, если её лечить, а если не лечить – то за семь дней.
Может, и правда.
Когда в распахнутую дверь вбежал штаб-офицер, то доктор Дуглас МакКензи, резко обернувшись к двери, удивлённо поднял брови. Но при виде молодого царя и его свиты доктор едва не выронил ступку, в которой смешивал какую-то микстуру – не сидеть же без дела, когда в лазарете всего один больной, да и с тем хлопот мало. Мягко поставил ступку на стол и выпрямился, одновременно дав знак гардемарину – встань, дубина!
Сашка, признав царя по портрету около кабинета директора, вскочил, но от резкого движения закашлялся.
– Оставьте, гардемарин, – остановил его Николай, выходя на середину пустого лазарета и оглядываясь по сторонам. – Как вас зовут?
Царь спрашивал рассеянно, его глаза словно жили своей жизнью, взгляд скользил по общарпанным обоям вверху стен, по пятнам на них, оставшимся от наводнения позапрошлого года.
– Гардемарин первого курса Бухвостов, ваше императорское величество! – просипел Сашка. – Произведён из кадет в августе прошлого года!
– Простудились, гардемарин? – участливо спросил царь и, не дожидаясь ответа, повернулся к доктору. – Всего один больной?
– Воспитанники Морского корпуса… – помедлив и тщательно подбирая слова (сразу признаешь иностранца!), ответил доктор, – отличаются отменным здоровьем…
– Безусловно так, – подхватил адмирал, подходя ближе. Зыркнул на Сашку людоедским взглядом, который Бухвостов, впрочем, почти и не заметил – свирепость директора давно была известна всему корпусу как показная.