От него несёт вовсе не виски – чем-то покрепче и знакомее.
– Ты у нас, я так понял, кинокритик?
– Не совсем, – я мотаю головой. – Но с кинематографом связан.
– Отлично! Я нашёл, с кем обсудить свою проблему, – восклицает Ник и смотрит на Джин. – Сестрица, ты не против, я украду твоего парня на пять минут?
Девчонка недовольно закатывает глаза.
– Он не мой парень, – твёрдо говорит она.
– Ништяк! – оживляется мой собеседник, видимо, даже не услышав реплики своей сестры. – Я никого не украл.
Ник переводит взгляд на меня и довольно улыбается.
– Слушай, Питер, – быстро тараторит он. – Надо накатить за знакомство.
Парень уже был настолько уверен в своих действиях и движениях, что тут же вскочил с кресла и готовился понестись на кухню за рюмками и спиртным. От алкоголя по такому поводу я не отказался бы, но лицо моей подруги, ранее выражавшее растерянность и напряжение, вдруг озлобилось и покраснело в щеках. Она моментально вскочила с кровати вслед за братом и выпалила:
– Обойдёмся без алкоголя!
Ник, выругавшись, остановился в проёме двери и с надеждой посмотрел на меня.
Я помотал головой.
– Не пью сегодня, – уточнил я.
Эту реплику Джин должна запомнить на всю жизнь.
Старший брат моей подруги вздыхает, но всё же садится обратно на место. Он быстрым движением пальцев проверяет, есть ли в аппетитной обёрточной упаковке хоть один лакомый кусочек шоколада, и вновь вздыхает – шоколада не было. Закончилось и молоко, которым хотелось запить отчаяние от сорванной пьянки в честь знакомства, и тогда Нику Бэттерсу пришлось смиренно сесть за стол и начать разговор.
– Ох уж вы, любовники, – как бы между прочим бросает он, пытаясь пристыдить нас за съеденный трофей, но на место его разочарованию приходит сердечное оживление. – Итак, к проблеме. Я так хочу понять русскую культуру и русское кино. Оно всё мне так нравится, особенно у Тарковского, но я никогда не могу понять его до конца. Хотя, кичиться не буду, я только Тарковского и смотрел, знаешь ли. Но какое у него кино! Окей, хер с ним, с Тарковским, хотя царство ему небесное, этому великому человеку, но я-то пораскинул мозгой и подумал как-то: у русских, ну, стопроцентно есть свой «Голливуд». И что же я там нашёл, дорогой друг мой?
Ник начинает перечислять на пальцах – хотя, судя по его недовольному лицу и зная, что из себя представляет современный русский кинематограф, пальцев для злости ему не хватит.
Он говорит:
– Военные драмы, криминал, боевики, сомнительная научная фантастика, опять криминал, пьянки, водка – хотя, я бы побывал на такой, – парень усмехается и забивает на идею с пальцами. – Опять криминал, криминал, де-вя-нос-тые, мстители с медведями. И знаешь, что самое странное?
Собеседник поднимает на меня глаза и слащаво улыбается.
– Они все сняты
По затянувшемуся молчанию я понимаю, что очередь говорить переходит мне.
Я не спеша начинаю свой муторный, несвязный ответ, с трудом подбирая слова и мысли.
Я говорю:
– Вообще, я сам не особо просвещён в русском кино и не так много его смотрю, – мне нельзя произносить много слов за один раз. – Мне очень нравится Тарковский, хоть я тоже не до конца понимаю, о чём он снимал. Дело не в том, что ты тупой или я тупой, а в том, что мы не русские и русскую жизнь не знаем, поэтому их фильмы не понимаем до конца. А про то, что сняты одинаково – это их так всех учат.
Ник внимательно выслушивает моё изречение.
– Ужас, – кивает он.
И я снова не могу сдержаться и не оставить за собой следующую реплику:
– Не нам, американцам, говорить о русской культуре.
Ник обращает на меня свой оценочный прищур и кивает.
– Это уж точно.
– Но у меня есть один друг, – неожиданно для себя я продолжаю разговор. Ник всё также чутко вслушивается в мои слова. – Он русский мигрант. И, вполне вероятно, накатит с тобой.
Ник заинтересованно щурится.
– Мне нужно имя, – решительно говорит он.
– Виктор Полански, – отвечаю я.
Парень усмехается:
– Звёздный родственник?
– Скорее, поклонник.
Который не видел ни одной работы своего кумира.
Ник довольно кивает и, посмотрев на свою сестру, объявляет итог диалога:
– Слушай, сестрица, а ты умеешь выбирать парней.
Ник хлопает меня по плечу:
– Только говорил бы погромче.
Джин тяжело вздыхает.
– Мы не…
– Кстати! – Ник бросается к ней и усаживается на кровати, обрывая на середине слова. – Джин, я решил.
Парень, приобняв сестру, мечтательно проводит рукой по воздуху и шепчет:
– Я буду лётчиком-испытателем.
Девчонка сухо выдаёт:
– Протрезветь успеешь?
Ник наклоняется к её уху и хитро произносит:
– Не о том думаешь, сестрица.
Их тон разговора резко меняется.
С лица Джин резко пропадает недовольство по поводу долгих пропаж и алкогольных приключений своего брата, и лица брата с сестрой в один миг становятся идентичными, похожими. В глазах их зарождается какой-то дикий азарт, при том гневный, раздражённый, но разделённый между ними одной общей бедой.
Я не понимаю, к чему клонит Ник.
Но Джин прекрасно понимает.
– Отец в курсе?
– Сегодня узнает, – парень ухмыляется.
В кадре прямо сейчас – семейная драма двух близнецов.
Конфликт поколений.