– Что ж, – выносит вердикт Джин. – Сегодня я буду ночевать явно не дома.
Её голос полон сарказма и злости.
Брат её усмиряет.
– Маму не расстраивай, – говорит он. – Ей потом всех успокаивать.
– И слушать папины тирады дольше всех, – кивает девчонка.
Джин вдруг замечает мой полный непонимания взгляд и кратко объясняет мне суть дела:
– Дела семейные, Коул, – бросает она. – Не вникай.
Реплика сестры пробивает Ника на хохот.
– Да эти «дела» на первом этаже слышно! – восклицает парень и смотрит на меня. – Ты разве не слышал?
Я лишь мотаю головой.
Моя подруга вносит в вопрос немного больше ясности.
– Наш отец не очень любит тему образования, – кратко произносит она.
Её брату, видимо, тема ссор и конфликтов интересна больше, как и мне – хотя, собирателем сплетен и чужой домашней жизни я себя не назову, – и Ник с живностью и смехом продолжает за свою сестру:
– «Не очень»! – насмехается он. – Да он терпеть её не может. После того, как на Элиссон повис кредит за универ, а диплом она, извините, просрала, отче наш и слышать не желает об «университетах», «колледжах» и прочем дерьме. Он у нас окончил технический и пашет теперь в автосервисе довольный, зарабатывает, а денег всё равно нема. Я по его дорожке пошёл, думаю, подзаработаю, да укачу в Канаду писать новеллы. Я же писатель в душе, даже философ, у нас с Джин это семейное.
Парень с ухмылкой смотрит на сестру.
Она лишь добавляет в ответ:
– Он ели заканчивает колледж.
– Между прочим, – оправдывается Ник. – Я не кредитор, а спортсмен.
Вид Ника Бэттерса, мягко говоря, мало имел общего с видом спортсмена.
Джин объясняет:
– Он поступил по гранту.
Ник подмигивает мне и говорит:
– Лучше бы работу нашёл.
– Вот я, скорее всего, и буду её искать, – девчонка вздыхает. – Стану копирайтером.
– Фриланс – тема, – кивает старший брат. – А отец – козёл.
Джин закатывает глаза.
– Может, он и прав, – она жмёт плечами. – Вдруг я выскочу замуж за какого-нибудь поэта?
– Наглости не хватит, – говорит Ник.
Девчонка лишь неуверенно вскидывает бровь.
– Думаешь?
Настаёт неловкая пауза.
Ник Бэттерс встаёт с кровати, и я вижу его легкомысленный, но при этом унылый вид: его плечи опущены, глаза устали, а следы двухнедельной щетины повествуют, скорее, не о слишком занятом и активном образе жизни, когда ты попросту не успеваешь дышать, а о забитости, безразличии на этот мир и на самого себя в числе том же. Ник Бэттерс был одним из тех людей, которых просто ничего не интересовало. Они пытались найти своё призвание на этой Земле, своё дело жизни, но, ввиду недостатка ресурсов и возможностей, их миссия считалось проваленной.
Возможно, он хотел заняться чем-либо и не думать ни о чём другом.
Но жизнь ему этого не позволяла.
Я смотрел на Ника Бэттерса и думал – его сестра может стать такой же.
А Ник смотрел на свою сестру и объяснял, почему она такой не станет.
Парень говорил:
– Знаешь, в чём отличие тебя от Элиссон? – он сделал краткую паузу. – Она всю жизнь жила в достатке, и отец не мешал её с дерьмом. Она всегда была папиной гордостью, красивой девочкой из Энтер-дистрикт. Её никогда не звали «тупой», но она такой и является. Её отпустили во взрослую жизнь и не объяснили, как там жить.
Джин насмешливо закатывает глаза.
– Ты и её ненавидишь? – спрашивает она.
– Ты что? – Ник удивлённо вскидывает бровь. – Я люблю своих сестёр. Просто одна – с мозгами, а другая без них.
Джин отводит взгляд.
Через некоторое время девчонка печально произносит:
– Мне тоже иногда кажется, что ей до сих пор нужны родители.
– Они к ней и ездят каждые две недели, – прыскает Ник.
Разговор о семейной драме заканчивается так же резко, как и начинался, и я больше не слышу слов ни о сестре, ни об отце этих двоих, да и мне всего остального диалога хватило. Внезапно для всех нас внимание Ника Бэттерса притягивает всё то, что лежит на столе его сестры: окружности, графики, учебник математики и тригонометрические функции.
От ужаса глаза его ползут на лоб.
– Боже ты милостивый! – выпаливает он. – Это что, геометрия?
– Тригонометрия, – уточняет Джин.
– Ну, вот эта вся брехня, – парень машет рукой. – Я в десятом классе любил математику, и всё было у меня чудно, всё прекрасно! Директор меня один раз спросил: «Ник, чем ты заниматься хочешь?». Я говорю – математикой. Он такой – «отлично, отправим тебя к сильному учителю». И отправил к ведьме!
Ник возмущённо сжимает губы.
– Она так любила нас унижать, закидывать контрольными, ставить мне колы в табель, – с недовольством продолжал он. – Она решила нам на уроке показать эту проклятую окружность, нарисовала на доске, расчертила всю эту дрянь, спрашивает – на что похоже? Я говорю – на ваше оч…
Джин тут же выпаливает:
– Чёрт возьми,
Старший брат лишь жмёт плечами.
Я стараюсь сдержать тупой смех.
– А кто математику вёл? – с трудом спрашиваю я.
Ник расплывается в ухмылке и довольно протягивает:
– Мадам Долан.
Тут я разражаюсь диким хохотом.
Я быстро накидываю на себя кожанку и проверяю содержимое карманов: ключи на месте, телефон в руках, время – шесть вечера. Джин уже открывает замки и, держась за ручку двери, готовится меня выпустить.