Я оставляю «штатив» с установленной камерой в покое и принимаюсь наводить порядок на самой съёмочной площадке, расставляя скульптуры и уточняя детали. Дело идёт к рядам незаконченных шедевров, оставленных создателями на деревянных мольбертах. Виктор, пытаясь справиться с одиночеством, прибивается ко мне. Он протягивает мне холсты с картинами вместо тех, что стоят на мольбертах изначально, и, определённо, каждый из них лучше смотрится в кадре, чем предыдущий.
Мы вместе меняем облик кадра, и картинка всё быстрее и быстрее оживает в реальности.
– Как ты думаешь, – подавая очередной холст, спрашивает Виктор. – Во сколько дублей мы уложимся?
Городской мокрый пейзаж.
Лучше осеннего чёрного листа.
– В минимальное количество, – говорю я.
Полански удивлённо щурится.
–
– Ну, репетировать мы будем гораздо больше, – я меняю пейзажи местами. – А снимем за пять дублей.
Парень прокашливается в кулак:
– Уверен?
Чего-то не хватает.
Полански протягивает мне большой холст с модернистской живописью. Я подхожу к кипе полотен и перебираю все оставшиеся, в надежде найти больше современного музейного искусства в нашем кабинете.
К чёрту академизм.
– Слушай, – начинаю я. – Ты снишься во влажных снах половине девчонок в нашей школе, а на этом и построено девяноста девять процентов ролика. Главное – не заржать в оставшемся одном.
Полански смотрит на стол, разыскивая наш рекламируемый продукт.
Кабинет разрывает диким смехом Полански, перебиваемый шипящими ругательствами на его родном языке и грохотом спавших с носа очков.
– Ты прибавляешь дубли, – нарочито недовольным голосом бросаю я.
Виктор бежит к учительскому столу, хватая в руки порошок и отчаянно пытаясь сделать серьёзное лицо.
Он спрашивает:
– Вам порошок по акции не нужен?
Девчонки начинают хохотать.
Я с укоризной ухмыляюсь и уточняю:
– А модель продаётся?
Кейт краснеет от смеха.
Полански ложится на стол в небрежно пародируемую позу властителя, опёршись на один согнутый локоть, и обращает ко мне свой собственнический взгляд из-под колец очков.
– Всё ради тебя, пупс, – томно роняет он.
Я подмигиваю и иду к девчонкам, так и не прекративших смеяться.
Джин с Кейт остановились на просмотре декораций. Множество изображений рук, кистей, локтей, пальцев проходит через их же руки, оцениваемые быстрым прищуром одной и долгим, вдумчивым взглядом второй.
– Мы берём случайные, – Джин выбрасывает очередную картину. – Или же смотрим по цветовой гамме?
Кейт осматривает чьи-то бледные кисти на бумаге.
– Лучше использовать рисунки в холодных тонах, – советует она. – В кадре будут эффектнее.
Я подсаживаюсь к ним и беру лист с изображением вытянутых рук, окутанных сеткой скользких синих вен.
– Тогда этот берём однозначно, – утверждаю я, показывая рисунок.
Кейт Хоннер расстроенно морщится.
Она спрашивает:
– Может, не стоит?
На задней стороне листа чернеет подпись автора.
Я мотаю головой.
– Я же говорю, – я перевожу взгляд на автора. –
Девчонка покрывается лёгким пунцом.
Джин сдавленно усмехается и оглядывает очередную картинку.
– Чёрт возьми, – бросает она. – Возьми этот.
Она демонстрирует нам лист с большими голубыми ладонями, где от пятен чёрных ногтей идут мазки чёрных-чёрных волос.
Я начинаю хохотать в кулак.
– Они же ужасные, – Кейт поджимает губы.
Мы обмениваемся с Джин понимающими взглядами.
– Ну что, Джин, – заикаясь, пытаюсь выдавить я. –
– Гроте-еск, – саркастично тянет девчонка.
Кейт неуверенно пялится на непонятный ей вид искусства.
Мы продолжаем перебирать рисунки дальше.
Буквально несколько минут спустя я бросаю взгляд на совсем потерянного Виктора, листающего новостную ленту «Инстаграма», лежа на столе. Девчонки оставляют отобранные рисунки на «диване», остальные же относят туда, откуда взяли. Мои глаза упорно выжигают точку во лбу Полански, но парень словно бы не замечает меня – фотографии собачек и девчонок гораздо интереснее.
– Актёры! – кричу я. Виктор поднимает голову. – По местам!
Виктор вальяжно ложится с одного места на другое.
Он даже не меняет позы – как и своего взгляда.
Джин становится слева от первой декорации, а её руки по очереди обрастают новыми руками. Кейт также становится у «дивана», но с другой стороны. Через пару минут главный актёр прячется за кучей картин, и я не вижу его повелевающих глаз.
Я отхожу на несколько шагов от актёров и внимательно осматриваю кадр.
Делаю обратный отсчёт.
– Насчёт три – вы убираете руки, – мне открывается вид на Полански, и я смотрю на него. – Ты лежишь ещё пару секунд, а потом встаёшь.
Парень громко ставит ноги на паркет и привстаёт на локтях.
Я перевожу взгляд на девчонок.
– Ты идёшь туда.
Кейт прячется в одном углу.
Я смотрю на Джин и пальцем очерчиваю траекторию вокруг себя.
– Джин, ты пробегаешь здесь и хватаешь меня у скульптур. Виктор, ты идёшь на меня.
Полански шагает вперёд и следует за мной.
Я иду назад.
Через несколько секунд руки Джин приземляются мне на плечи.
– Сейчас пройдёмся, и я буду говорить, где раздеваться.
Виктор кивает.
Голова поворачивается вбок.