Мы ещё долго сидим за столом, медленно попивая чай. Виктор строчит сообщения своей подруге из художественного класса, с которой я имел честь познакомиться на днях. Родители его не искали и не собирались, зато мессэнджер чуть ли не каждую секунду уведомлял о сообщении от Кейт Хоннер, и Виктор тут же ей отвечал. Мне никто не писал, и ничто не посягало на мою дикую заинтересованность в наблюдении за другом. В конце концов, в тот момент, когда я чуть ли не просверлил взглядом дырку в его лбу, он отложил телефон, и Виктор удостоил меня своим вниманием.
Мы с Полански долго смотрим друг на друга и усмехаемся.
– Мы просто друзья, – говорит он.
Я выжидающе смотрю на него.
– Она не пьёт и не курит, – говорит он. – И ещё следит, чтобы не спился я. Вторая мама, в общем.
Я улыбаюсь уголком губ:
– И ничего более?
Виктор смущённо прыскает:
– И ничего более.
Кейт резко перестаёт писать – видимо, Виктор что-то ей сообщил обо мне.
На кухне стоит гробовая тишина, лишь за окном изредка шумят машины. Темнеет. Несчастные эссе Виктора отправляются в рюкзак на ночную смену, а мой друг всё-таки получает звонок от своей мамы. Полански с громким треском встаёт из-за стола, благодарит за чай и побыстрее сматывается с кухни.
Но я замечаю этот треск.
– Ты пёрнул, Виктор Полански.
Мой русский друг лишь наклоняется над моим ухом и злорадно произносит:
– Kto unyuhav tot nabzduhav.
Виктор уходит прочь из кухни.
У меня ровно ноль идей, что это значит, но меня разрывает дикий хохот.
Именно эту грань интеллектуального клуба я обожаю.
Q2(-05;10)
Майские выходные обещали быть весёлыми: на улицах Прэтти-Вейста с каждым часом всё теплело, а пятничная тусовка Джефферсона ждала меня с распростёртыми объятиями и нетерпением.
Ждали даже Джин Бэттерс.
В моей компании, естественно.
Я перехватываю Джин в коридоре под конец занятий, и в нашем спешном диалоге находят место предложение забрать с курсов и пойти выпить. Девчонка задумчиво бредёт по закоулкам школы к своему шкафчику и, пребывая в долгих сомнениях, складывает туда тетради по биологии.
– В принципе, я не против, – кивает Джин, но подозрительно щурится. – Опять придём выпить и в итоге не напьёмся?
В моей голове всплывают события той ночи.
Заперлись в чужой спальне. К половине одиннадцатого в квартире остались лишь Лесли, её брат и сама хозяйка. Когда Гейз зашла в туалет умыться, а сильнейшие из гостей вели спонтанно разгоряченный диалог, мы с Джин смылись с места преступления.
В абсолютно трезвейшем виде.
– Можно попробовать, – уголки губ хитро подтягиваются на моем лице. – Возьмём вина или ещё чего-нибудь. Любишь вино?
Джин запирает ящик и с ухмылкой бросает на меня взгляд.
– Я люблю любой вид алкоголя, – прыскает она. – А что предпочитаешь ты?
– Напиваться, – нервно усмехаюсь я.
Девчонка ведёт взгляд.
– У тебя это легко получается, – замечает Джин.
Мы резко останавливаемся.
Я непонимающе щурюсь.
– «Актуальные», – девчонка делает вид, как будто озвучила совершенно очевидный факт. – В «Инстаграм». У Полански.
Я активно киваю.
Опять в «Директе» с ним переписывались?
– У Гейз тоже было, – напоминает мне подруга. – Ты там с Виктором сосёшься.
Джин тыкает мне пальцем в грудь и недовольно спрашивает:
– И это
Я всего лишь киваю в ответ.
Мы оба понимаем, от чего Джин пытается увести диалог.
В школе уже практически нет людей: лишь учителя запираются в своих коморках и лабиринтах классов, а ученики давно разбрелись по домам и кафетериям. Пятница. Последний рабочий день на этой неделе, и студентам так не терпится оторваться на выходных.
Мне, кстати, тоже.
Где-то вдали, позади моей спины, раздаётся звонкий и счастливый голос, сочетаемый с шарканьем резиновой подошвы:
–
Я оборачиваюсь.
Полански уже хватает меня со спины и крепко прижимает, а сзади плетётся его пухленькая подружка, сладко улыбаясь. Виктор отпускает меня на какие-то пару дюймов и трясет за плечи, тараторя через сдавленный смех:
– Ты же можешь мне помочь?
Я неуверенно хмурюсь, но киваю.
– Без проблем, – говорю я. – А с чем?
Полански выпрямляется, хлопает меня по плечу и важно произносит:
– Во-первых, – парень смотрит на свою подругу. – Это Кейт Хоннер. Кейт, это Коул Прэзар.
– Мы знакомы, – я киваю. – Мы вместе в художественный класс ходим.
Виктор переводит взгляд на меня.
Сквозь наши понимающие глаза рушатся обиды прошлых дней.
Мы загадочно улыбаемся друг другу.
– Точно, – смущённо роняет Полански. – Так вот. Кейт, Коул Прэзар – лучший режиссёр, которого я знаю.
С моих губ срывается нервная усмешка.
– Ага, – я заикаюсь. – На Каннах то же самое скажу. А с чем помочь-то?
Виктор словно оживает от моих слов и начинает рыться в портфеле.
Кейт бросает на меня многозначительный взгляд и вскидывает бровь.
Я цитирую её поведение – девчонка усмехается.
Полански достаёт какую-то стопку чуточку смятых бумаг и говорит:
– Мы на социальных науках проходим психологию рекламы, – он протягивает бумаги мне и закрывает рюкзак. – И нам дали домашку: представить разные виды реклам. Мы снимаем видеоролик.
Я расправляю бумаги и бегло осматриваю титульный лист.