– Это – сценарий, – поясняет Виктор. – Его писал Фриман. Оценишь?
С титульного листа на меня глазеет строчка жирным шрифтом:
«РЕКЛАМА ПРОДУКТА»
Многозначительно.
Я хватаю рядом стоящую Джин за рукав и тяну её вниз. Мы садимся на корточки. Девчонка чуть не валится с ног, но моя левая рука вовремя придерживает её за спину. Мы внимательно вчитываемся в скопление ужасно огромных букв и умудряемся щуриться от их вида. Я листаю последние из трёх страниц, включая титульный лист, ожидаю вполне обычную концовку и – о, чудо, – нахожу её.
Полански и Хоннер о чём-то перешёптываются.
Джин с сомнением бросает:
– По-моему, сценарист из него фиговый.
– Из этого можно сделать камерное кино, – говорю я.
Джин с ужасом вскидывает брови:
–
Я встаю с колен и протягиваю ей руку.
Виктор со своей подругой тоже ждут ответа.
– Да, – я киваю. – С непрерывным кадром, как у Куарона12
. Менять декорации будем в течение съёмки.Полански прыскает:
– Коул, это обычная реклама.
Я обращаю к нему свой подозрительный прищур.
–
Виктор разводит руками.
Я возвращаю ему сценарий.
– Где будем снимать? – задаю я ещё один вопрос.
Полански тут отвечает:
– Лоудер сказал, что мы можем до вечера засесть в его кабинете.
Мои ноги тут же срываются с места и несутся к художественному классу.
Спонтанная съемочная группа едва поспевает за мной.
На ходу я подмечаю все детали съемки и трактую всем следующим за моей спиной:
– Виктор, ты возьмёшь главную роль, – я слышу довольное «есть!» и продолжаю дальше: – Фриман писал, что «
– Тут женщин всего две, – подмечает Виктор.
– Да не проблема, – прыскаю я. – У Лоудера был курс по анатомии, на этой недели рисовали руки. Думаю, все работы остались в его кабинете.
– Ты хочешь использовать рисунки вместо актрис? – уточняет Полански.
– Ну да, – я киваю. – Эффект присутствия.
За первым же поворотом мы находим художественный класс, ожидавший нас с приоткрытой дверью и дурманящей вонью дешёвого акрила. Я вхожу в кабинет, останавливаюсь в проёме двери и, пресыщаясь немногим, но тёплым и ярким солнечным светом, понимаю, насколько же было прекрасно это место сегодня и в любой момент времени. Насколько бы сильно мне не претила школа в какие-то особо злостные поры, этот класс был неким отдельным островком для расслабления особо сильных и ужасных чувств. Здесь всегда было спокойно и тепло. Здесь я всегда мог по-настоящему не чувствовать себя, не чувствовать ничего – и это помогало мне от постоянных эмоциональных бурь.
Я вдыхаю полной грудью воздух и говорю:
– Ищите картины, – я пальцем показываю в сторону окон. – Они должны быть где-то там.
Кейт тут же на цыпочках подбегает к первому окну.
Джин направляется за ней.
– У кого на телефоне камера лучше? – спрашиваю я.
Виктор показывает мне разбитую панель своего смартфона и мотает головой.
Хоннер поворачивает ко мне голову и предлагает:
– Может, возьмём камеру у пресс-центра?
– Гейз уже свалила, – бросает Полански.
– Я с ней договариваться не стану, – говорю я.
Девчонки всё ещё копошатся в стопках бумаг.
Виктор непонимающе сводит брови. Я киваю на свою подругу.
Парень прыскает.
Джин резко поднимает стопку больших ярких листов и произносит:
– Эти?
Я подхожу к ней и осматриваю картины.
Руки, кисти, локти, плечи. Белесые и синие.
– Именно они, – я киваю и протягиваю ей стопку. – У тебя какое качество на камере?
– Шестнадцать мегапикселей, – неуверенно тянет девчонка.
Виктор усмехается:
– Она выиграла.
Я веду бровью и каким-то необычно шпионским тоном начинаю:
– Ты не против, если…
– Нет, конечно, – Джин прыскает и протягивает мне телефон. – А, подожди. Давай я отсканирую твой палец, чтобы было легче работать с камерой?
Я лишь ухмыляюсь.
Девчонка моментально открывает настройки приватности на своем смартфоне и протягивает его мне. Я бегло читаю текст и следую указаниям, прижимая большой палец к кнопке на телефоне. В конечном результате мне предлагают ввести имя хозяина отпечатка, и я быстро печатаю пару слов.
Теперь у Джин зарегистрирован отпечаток «
Надеюсь, она никогда этого не заметит.
– Так, – я отхожу от неё и обращаюсь к остальным. – Здесь есть чистый лист и ручка?
Кейт бросается к своему рюкзаку, оставленному где-то у входа в кабинет, достаёт внушительных размеров блокнот и холщовый пенал с симпатичной аккуратной вышивкой. Девчонка медленно подходит ко мне и протягивает весь свой арсенал.
– Можешь взять мой скетчбук, – говорит она. – В пенале карандаши. Любые.
Я с благодарностью принимаю протянутые ею принадлежности и ухожу к учительскому столу, с наглой манерой садясь прямо-таки на его столешницу.
Рисую.