Не достигнуть координаты Х

Достаточно лишь пары беглых осмотров, и картинка вырисовывается сама. Сюжет выстроен, траектория – понятна. Всякий другой взгляд был лишь уточнением тех скверных фактов, не является ли моя картинка вымыслом. Я быстрою рукою вожу по приятной мягкой бумаге цвета слоновой кости, и под нею появляются грязные штрихи ужасно кривых линий. Ничего. Главное, что понято – а до красоты мы дойдём, воплотив рисунок с бумаги в движущемся кадре.

В этой картинке, исполненной в тёплых шоколадных тонах, появляется яркий и живописный Герой. Он одновременно и выделяется в картине, и в ту же секунду идеально сочетается с нею. Герой движет передним и задним планом, заставляет почувствовать динамику кадра и затягивает зрителя внутрь своего мира, предлагая жить с ним в одной реальности.

Я смотрю на Виктора.

На нём – деловитый синий костюм с галстуком.

– Ты всегда так ходишь? – вырывается у меня.

Полански прыскает:

– Иногда. Старые привычки.

– У вас была строгая форма?

– Типа того, – кивает он.

Я снова обращаюсь к картине.

Меня всё больше и больше затягивает в сюжет. Я будто бы и сам блуждаю по глиняным лесам, по масляным городам и по просветам сквозь темноту. Герой цепляет меня своим глубоким расточительным взором, и я попадаю под чары его необдуманных действий. Я сам хочу жить в вымысле, который придумал, но не хочу быть там один.

Рисунок окончен, и я спрыгиваю со стола.

Моя съёмочная группа терпеливо ожидает на месте.

– Смотрите, – я подхожу к ним и показываю набросок. – Стартуем отсюда.

Я пальцем показываю на точку, где мы сейчас все находимся.

Группа кивает.

Я продолжаю:

– Виктор, будешь лежать на диване, который мы сделаем из нескольких стульев и драпировки. Кейт и Джин, вы заслоняете его несколькими руками, по моей команде убираете. Дальше Виктор идёт на меня. Следуем по этой траектории. Проходим ряд скульптур, дальше – пойдём через мольберты. Потом пойдём у окон – свет хороший. Остановимся у стола, ты возьмёшь коробку и покажешь её в кадре. Договорились?

Я поднимаю взгляд на Виктора и жду его ответа.

Парень спрашивает:

– Мне просто идти?

– Нет, – я мотаю головой. – У скульптур снимешь галстук, перед мольбертами – пиджак. И всё время будешь смотреть в камеру.

– Я не упаду? – Полански усмехается.

– Боковое зрение тебе на что? – интересуюсь я.

Кейт Хоннер привстаёт на носочки и тихо произносит:

– А что насчёт тебя?

Я тру пальцем о висок и задумчиво смотрю вдаль.

– Нужен штатив, – глаза судорожно бегают по кабинету. – Чтобы камера не тряслась.

Где-то в углу кабинета мелькают металлические ножки мольберта.

Взгляд очерчивает его детали и находит закрепитель вверху трёх тонких, но крепких – ещё и регулируемых – ножек.

– Вполне подойдёт, – бросаю я. – Ещё резинками телефон закрепим.

Хоннер мотает головой.

– Я имела ввиду, – говорит она. – Как ты пойдёшь?

Над этим вопросом я не задумывался.

– Думаю, – бормочу я. – Мне стоит найти ведущего.

Полански заявляет:

– Джин вполне подойдёт.

Джин возмущённо вскидывает брови и прыскает:

– Серьёзно?

Я не вслушиваюсь в словесные перепалки и просто спрашиваю:

– Сможешь держать меня за плечи и оглядываться по сторонам?

– Могу попробовать, – отвечает моя подруга.

Следующий вопрос тут же задаётся сам по себе:

– А Лоудер когда сюда придёт?

– Сказал, что часов в семь, – говорит Полански.

Ноги бросаются к дверям кабинета – я тут же проверяю коридор.

Там пусто.

– Можно же снять дубли при нём? – уточняет Виктор.

– Нельзя, – бросаю я. – Хочу кое-что провернуть.

Двери закрываются.

На замок.

– Кое-что?

Руки тянутся к переднему карману джинсов.

Всем участникам демонстрируется почти что пустая пачка сигарет.

Кейт ужасается. Джин закатывает глаза. Полански усмехается.

– Табачный дым там тоже упоминается, – аргументирую я.

– Чего ни сделаешь ради искусства, – саркастично произносит Виктор.

– Через несчастье лежит путь к искусству, – я прячу пачку сигарет в карман. – А ещё через тысячу неудачных дублей, дедлайны и три сигареты, которые мы оставим на то время, когда всё будет получаться.

Кейт Хоннер, круглыми от шока глазами осматривая потолок, уточняет:

– Разве здесь нет пожарной сигнализации?

– Этой школе пятьдесят лет, – фыркает Джин.

Я беру железный мольберт и подставляю его под своё колено, а затем регулирую размеры тонких и действительно крепких ножек. Заднюю ножку мольберта я делаю короче остальных двух – она будет выравнивать кадр. Передними двумя я буду держать штатив: у них максимальная длина.

– Лоудер не давал реставрировать кабинет, – я не свожу взгляда со штатива. – А пожарные сигнализации начали устанавливать как раз с его приходом в школу.

Кейт непонимающе сводит брови к переносице.

– Это же небезопасно, – трактует она.

– Его это волнует? – я лишь прыскаю. – Делайте диван.

Джин идёт за драпировкой.

Кейт неуклюже расставляет стулья.