Я никогда не была в этом городе. И моя мать совершенно не похожа на эту женщину. Да и вообще у нас уже лет двести как не носят подобные наряды…
Толпа, наводнившая улицу, расступается. Я вижу лошадь и всадника – высокого, слегка полноватого мужчину с окладистой бородой. На нем колет из красно-коричневого бархата, шляпа с пером, а на мощную грудь спускается толстая золотая цепь с крупным рубином.
Горожане кланяются ему. Женщина с девочкой тоже. А мне внезапно приходит мысль, что это местный синьор. Он останавливает лошадь рядом с женщиной, спешивается и что-то говорит.
Женщина опускает голову, а потом согласно кивает.
Городская улица исчезает. Теперь передо мной зал с гобеленами на стенах, камин, в котором пылает огонь, музыканты с лютнями и флейтами, длинный стол, ломящийся от изобилия, и пирующая толпа.
Во главе стола – тот самый мужчина. По правую руку от него сидит моя незнакомка, скромно потупив очи. На ней красное платье, расшитое гранатами, а высокую прическу украшает красная кружевная мантилья.
Кажется, это свадьба…
Перед тем, как пламя окончательно гаснет, я снова вижу себя. Или, точнее, свою копию. На этот раз уже взрослую, лет двадцати. А рядом с ней стоит… Дарион.
Я вглядываюсь в его лицо, отмечаю каждую черточку, ловлю взгляд…
И мне очень не нравится, как нежно он улыбается моему двойнику, как осторожно держит ее за руку.
Ревность захлестывает меня жгучей волной. Волосы на затылке шевелятся, по спине ползет холодок…
И только когда картина рассыпается серой золой, вспоминаю: девочка!
Во время бегства у женщины на руках было два младенца, но потом я видела ее только с одной дочерью. Куда делся второй ребенок?
Глава 17
Чувствую себя истощенной. Как физически, так и морально.
– Такова плата за возможность заглянуть в прошлое, – объясняет Лохан. – Будущее требует в пять раз больше сил. И не всегда «смотрящий» остается доволен увиденным. К тому же, будущее не предопределено, пока его не знаешь. Любой твой поступок может все изменить.
Я не слушаю его. У меня болит голова. Так болит, что малейший звук отдается в ней ударом гонга. Еще и камень в руке…
Немного подумав, прячу изумруд за пазуху. Мужчины с интересом наблюдают за мной, но молчат. Правда, Лохан многозначительно хмыкает, а Дарион вдруг подхватывает на руки, несет к стулу, садится и усаживает меня себе на колени. Баюкает, как ребенка. А я и рада стараться: привалившись к его плечу, закрываю глаза.
Покой. Мне нужен покой.
Но, кажется, с покоем придется подождать, потому что я хочу получить ответы.
– Вы сказали, что ответите на мои вопросы, – произношу, морщась от ломоты в висках.
– Да, – Лохан протягивает чашу с золотистой жидкостью, пронизанной сотнями пузырьков. – Выпей-ка вот, это восстановит силы.
– Что это?
– Эльфийский мельх.
Снова эльфы! Кстати, а куда делся тот… Хатш, кажется…
Мои руки слишком слабы, чтобы удерживать чашу. Дарион помогает, и я посылаю ему благодарный взгляд.
На миг наши глаза встречаются. Меня окатывает теплом с ног до головы, а в ложбинке между грудей начинает пульсировать камень.
Осторожно пробую напиток. Он достаточно сладкий, терпкий и густой. Растекается по горлу каплей патоки. Пузырьки газа щиплют язык.
Лохан откидывается на стул, смотрит, как я смакую эльфийский мельх.
В голове слегка проясняется. По крайней мере, меня уже не тошнит от слабости.
– Спрашивай, что ты хотела узнать? – напоминает маг. – А я пока кое-что сделаю для тебя. Дайка-ка свой камень. Да не боись так, я в нем просто дырочку просверлю, вставлю ниточку, а ты наденешь на шею – будет тебе Луннар.
– Что? – зажимаю свою драгоценность в кулак.
– Драконий амулет. Такие амулеты дарги надевают либо детям, либо своим шиами.
В его словах есть резон. Носить изумруд на шее куда удобнее, чем за пазухой.
– Только ниточку можно покрепче?
– Обижаешь, – Лохан забирает протянутый камень, – мои нити сложно порвать.
Он поднимается и идет к дальним полкам. Возвращается с небольшой шкатулкой, из которой достает ювелирное сверло и монокль в медной оправе.
Пока он корпит над кристаллом, я думаю, с чего же начать…
Наверное, с самого начала…
– Я не знаю, что именно видела. И не знаю, можно ли это считать моим прошлым.
Замолкаю и обвожу мужчин взглядом. Напряженно жду, что они скажут.
– К сожалению или к счастью, все, что Священный огонь показал тебе – чистая правда, – заверяет маг, не отрываясь от работы. Ковыряет мой камушек своим адовым инструментом. – Что бы ты ни увидела – можешь верить безоговорочно.
– Но это значит, что… вся моя жизнь – обман! – выдыхаю в отчаянии. – Мама, отчим, сестра…
И замолкаю, прикусив язык.
Если продолжить, то придется рассказать про договор и Артемку. А я не могу! И не потому, что боюсь нарушить чертов договор, а потому, что боюсь за сына. Боюсь, что Анабель причинит ему вред!