Не горюй о сердце — я скую другое (СИ)

Она ожидала слов, но вместо того Кощей медленно поднялся и скользнул к ней, под окно, держа что-то в руке, обернутое тряпицей. Подарки Марья любила, хотя и не хотела в этом признаваться: это казалось ей недостойным воина. Чем-то, присущим пустоголовым девицам, способным говорить только о богатых украшениях да о замужестве. А она никак не могла понять, кто она такая.

— Что это? — спросила она, накрывая его ладонь своей и не позволяя отдать вещицу. — Прощальный дар? Не нужно… Я не хочу думать, что мы можем расстаться! Оставь, нет…

Бывало, Марья переносила недели без мужа. Находила себе занятие: охоту, праздник, ярмарку, еще что-то. Когда нужно было отправляться далеко, он не брал ее с собой, боясь, как бы не прошел слух, что ярославская княжна жива и что он удерживает ее силой. Однако все равно разнеслось… Но сейчас Марья чувствовала, что их ждут испытания куда более худшие.

— Это нечто особенное, — таинственно и гордо улыбнулся Кощей, разворачивая сверток бережно, словно боясь повредить. — Чародейство, так что будь осторожна. Ну, гляди, не жмурься.

На его когтистой ладони лежал железный гребень — такими довершали прически. Отделанный не слишком богато, он не бросался в глаза, однако Марья рассмотрела вырезанные на гребне мелкие символы, какими украшали капища Чернобога, а венчали гребень простые, но изящные цветы. Она плохо умела читать древние руны, но посчитала, что эта ворожба должна охранить ее.

— Слушай внимательно, — попросил Кощей, понизив голос. — Носи его с собой и никому не отдавай. Если со мной что-то случится, ты узнаешь. Будет худо — гребень потускнеет, а если я стану на границе с Навью, покроется ржавчиной, что не ототрешь. Тогда ты поймешь, что сама должна убить княжича. И никогда не роняй гребень, — тревожно закончил он. — Не показывай Ивану… Но он вряд ли поймет всю его ценность.

Марья коснулась острых зубьев и вздохнула — мечтательно, прерывисто. Он представила, как втыкает гребень в горло наглому княжичу, решившему женить ее на себе, и широко оскалилась.

— Все закончится хорошо, — заверил ее Кощей. — Нам нужно обмануть его, это несложно: он неопытный мальчишка, едва вырвавшийся из-под отцовского крыла — прежде мы не слышали о его подвигах, военных свершениях… Старый князь умен, но Ворон говорит, болезнь съела его разум.

Горькие мысли снова набросились на Марью, как хищный зверь из темноты.

— Я не смогу! — воскликнула она, доверчиво прижимаясь к Кощею. Он ласково провел рукой по ее дрожащей спине, но так и не смог найти слов, чтобы ее успокоить. Марья была безутешна, у нее болело, надрывалось сердце. — Ты же представляешь?.. — слабо восклицала она. — Меня не тревожит ни битва, ни война, но… Я не хочу быть его женой!

— Значит, мы должны убить его до того, как он обвенчается с тобой, — быстро согласился Кощей. — Когда они заточат меня в темницу, постарайся выведать у Ивана, где ключи. Сразу не убьют. Достаточно освободить меня от кандалов, и я утоплю Китеж в крови…

— Ты просишь меня притворяться! — с болью воскликнула Марья. — Сделать вид, что я та же беспомощная княжна! Я не хочу снова быть слабой… ненужной… — Она зло вытерла слезы. — Я готова сражаться, пока не погибну, ради тебя, нас, всего Лихолесья, но это…

— Мне жаль, — проронил Кощей. — Меньше всего я хочу отдавать тебя ему.

Марья отошла, заложив руки за спину, и в несколько шагов пересекла покои… Она металась, успокаивая огонь, горящий в душе. Она не была сделана из стали, как думала; она оставалась дрожащей девочкой, боящейся судьбы, предначертанной ей кем-то свыше. Но Марья не вернулась к тому же, с чего начала — к замужеству с Иваном, — она успела кое-чему научиться за эти годы. Например, перерезать глотки.

— Прости меня, — раскаянно всхлипнула Марья, кладя ладонь напротив его гулко стучащего сердца. — Это ничто по сравнению с тем, что ты перенесешь в плену у китежского княжича. Я должна быть сильной, как и ты, моя любовь. Снова кандалы… Как ты можешь… сам…

— Я готов терпеть любые лишения, чтобы отомстить Китежу, — усмехнулся он. — Боль, которой меня испытывает Чернобог, куда сильнее. Я научился переносить ее благодаря тебе, и вынести седьмицу, чтобы этот щенок уверился в том, что я беспомощен…

— Пожалуйста, пообещай, что не убьешь его без меня! — воскликнула Марья, требовательно вцепляясь в рукав Кощея.

— Я… Зачем тебе пачкать об него руки, моя соколица? — безрадостно спросил Кощей, запутываясь пальцами в ее волосах, проскальзывая через них ладонью. — Моя месть, моя боль…

Он любовался золотистым сиянием, которое оставили последние лучи. Трогал ее локоны с такой нежностью — боялся ненароком дернуть и причинить боль. Узорчатый гребень был лучшим подарком, какой Кощей мог выдумать, и Марье вовсе не хотелось ничего иного. Она решила, что будет носить его с гордостью.

— С тех пор, как я стала твоей женой, дорога у нас общая! — сердито напомнила Марья. — Он оскорбляет мою честь, если хочет взять меня в жены не по праву…