Не говори, что лес пустой...

— Да, конечно, — сказал Михайлов, взглянув на Тарасевича.

— Я уже распорядился помочь уйти в лес. Шлях к селу перекрыт отрядом Недзвецкого.

— Хорошо. Но куда же увезла Сафоева эта Евдокия Галушка?

— Скоро он будет здесь, — ответил Сергиенко и, помолчав, со вздохом прибавил: — Но сын пропал…

— Как пропал?! — в один голос вскричали Михайлов и Тарасевич.

Сергиенко развел руками.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Султан был жив. Его спас тот самый странный жандарм, который действительно являлся нашим человеком и пережил из-за вмешательства Грюнберга тяжелые минуты. Внезапное решение штурмбанфюрера срывало задуманный план освобождения приговоренных к казни, и единственное, что он мог сделать, — это под видом помощи гестаповцам вырвать Султана из рук Августины и быстро передать своему напарнику, который был в форме полицая. Напарник отскочил от машины, намереваясь передать ребенка в толпу, но тут грохнул взрыв, затрещали автоматы, толпа бросилась врассыпную, и он, не найдя другого выхода, решил уходить, тоже вынесся со двора, спрыгнул в балку, нырнул в заросли терновых кустов. Осколок гранаты угодил ему в плечо — он не почувствовал.

Считая, что получил приказ вынести ребенка, он добирался изо всех сил к спасительному лесу, на опушке которого ему подвернулась стреноженная лошадь. Он торопливо распутал ее, взобрался, дал каблуками под брюхо и гнал все пятнадцать или двадцать верст до хутора, где жила его родная сестра. Только там, в хате сестры, успев сказать, что мальчонку надо спрятать, он грохнулся без сознания и пролежал в бреду и беспамятстве почти две недели.

Эти дни совсем иссушили Давлята. Думая, что сын навсегда потерян, и зная о предстоящей отряду боевой операции, Давлят ушел из санчасти с недолеченной ногой. Он возглавил эту операцию, кидался на самые опасные участки, словно бы нарочно искал смерти. После боя Михайлов и Тарасевич сделали ему строгое внушение. Многие его поступки Тарасевич назвал безрассудством, которое могло дорого обойтись отряду.

— Все от боли за сына, — говорил дзед Юзеф, тяжело переживая горе Давлята. — Беречь нам надо нашего командира, ребята, не спускать с него глаз.

Он пришел под вечер к Давляту и Гуреевичу и сказал, что надумал пойти под видом погорельца, вроде бы побираясь, по деревням и хуторам и там поискать Султана. Давлят запретил.

— Тогда, может, пустить Августину?

— Ни в коем случае, — ответил Давлят.

— Она теперь человек известный, враз сцапают, — объяснил старику Гуреевич, хмуро перебирая разложенные на столике бумаги.

С такой просьбой — разрешить искать Султана — приходили и другие бойцы, мужчины и женщины, и всем Давлят запрещал, говоря, что если бы Султан был жив, он давно находился бы среди них.

К исходу второй недели отряд получил новое боевое задание, связанное с тем, что гитлеровцы приступили к осуществлению своего жестокого плана — опустошению территории.

Лето уходило, вступала в свои права полесская осень. Дни стояли жаркие, солнечные, и играл многоцветными красками лес, золотились дубы-великаны и клены, желтели березы, рыжели сосны, темнели, потеряв былую изумрудно-нежную, прозрачную окраску кроны, кудрявые грабы, и только редкие, издали похожие на пирамиды ели оставались сине-зелеными. Местами деревья были покалечены бомбами, то тут, то там встречались голые, расщепленные, с пожухлой, умирающей листвой или обугленными стволами. Если бы не это, то можно было бы сказать, что лес жил своей тихой, естественной жизнью, подчиняясь извечному круговороту времени.

Вдыхая густой смолистый дух хвои, перемешанный с грибными запахами и ароматами влажных трав, ехали партизаны на новое задание. Ехали шагом, словно на прогулке, захваченные и очарованные красотой осеннего леса, который знали и любили. Лес был их домом, их пристанищем, их опорой, укрытием, их защитником.

— Когда-нибудь после войны мы будем в своих родных краях вспоминать эти места, — задумчиво произнес Махмуд Самеев.

— Да, если останемся живы… — сказал Клим Пархоменко.

— У тебя что-нибудь бывает без «если»?

Клим поднял на него глаза, светившиеся печалью и любовью.

— Ты ведь знаешь, на какое задание идем…

— Освобождать наших людей, которых увозят в Германию.

— То-то и оно. Смешали ведь, гады, вагоны, в одном едут сами, в других везут наших. Попробуй разберись в темноте, кто в каком, если вагонов сорок или пятьдесят.

— Да, друг, это задача, — вздохнул Махмуд.

Той же думой были охвачены и Давлят с Гуреевичем. Принять конкретное решение возможно только на месте. Пока ясно одно: атаковать эшелон следует на крутом подъеме, постаравшись выманить немцев из вагонов. Задача осложнялась еще и тем, что, боясь партизан, немцы уже давно вырубили лес по обеим сторонам железной дороги полосой метров в пятьдесят. При свете напасть нельзя. Поэтому Давлят вел отряд на восток, к месту, которое эшелон будет проходить до восхода солнца. Решено было разбиться на две группы — он, Давлят, во главе одной, Гуреевич — другой, с тем, чтобы атаковать с двух сторон, проведя ночь в лесу и выдвинувшись к железнодорожному полотну, когда послышится поезд.