Не говори, что лес пустой...

Уцелевшие немцы, человек двенадцать — пятнадцать, сдались. Они стояли, сбившись в кучу, дрожащие, жалкие.

Вскоре прибежал связной от Гуреевича, сказал, что все сделано, то есть эшелон, который в соответствии с замыслом угнали под носом у немцев, разгружен, все узники выпущены и можно возвращаться в лагерь.

Но Давлят не слышал этой радостной вести. Одной пулей ему пробило лоб возле виска, другая угодила под лопатку. Его несли на самодельных, из жердей, шинелей и веток, носилках. На таких же носилках несли и других раненых и убитых товарищей, и среди них тело Махмуда Самеева, известного всей партизанской бригаде удалого Восьмушки…

Нет, не намертво сразили Давлята пули врага. Он прожил еще несколько дней, он увидел спасенного сына. Тот самый парень, который вынес Султана, едва очнувшись, сказал сестре, что мальчонку надо доставить в партизанский штаб, и, преодолев боль и слабость, привез его вместе с сестрой к Давляту, и снова потерял сознание, успев увидеть, как Давлят обнял сына.

Когда Султана привели к отцу и Султан с криком: «Папочка!» — бросился к нему, Давлят нашел в себе силы приподняться на подушках и прижать его к груди. Он осыпал поцелуями его голову, лоб, щеки и, перебирая темные вихры бледной, худой рукой, говорил Августине и Тарасу:

— Берегите Султана…

Он сказал Климу:

— Смотри, брат, за ними…

Он обвел глазами всех, кто был в палатке, и четко выговорил:

— Мы правофланговые… Сын мой, — сказал он, обращаясь к Султану, — всегда, в каждом деле, будь твердым, упорным и смелым. Смелый и честный всегда ходит с гордо поднятой головой. Запомни это, мой бесценный Султан!.. Петя, — повернул он перевязанную голову к Пете Семенову, — дай, пожалуйста, мне тетрадь. Там она, в сумке…

Петя подал Давляту потрепанную временем общую тетрадь, и Давлят, полистав ее первые страницы, с хрипом вздохнул.

— Да, сынок, будь честным и смелым. И еще — заводи всюду друзей: у кого нет друга, у того нет богатства и счастья. Человек силен друзьями. Я оставляю тебе в наследство эту тетрадь. Верю — заполнишь в ней новые страницы…

Больше Давлят ничего не сказал. Через минуту он умер.

Его похоронили в сиявшем золотым нарядом полесском лесу, на лужайке, ставшей братским кладбищем, рядом с могилами многих других, павших в великой борьбе.

На торжественно-траурном митинге Михайлов сказал:

— В последнюю нашу встречу Давлят Сафоев просил меня дать ему рекомендацию для вступления в ряды Коммунистической партии. Я всем сердцем, от всей души исполнил эту его просьбу, но, к сожалению, наш дорогой товарищ, близкий и прекрасный друг, умный, отважный командир не успел осуществить свою заветную мечту. Тем не менее в эти тяжелые минуты прощания я хочу зачитать вам свою рекомендацию.

Михайлов вынул из нагрудного кармана гимнастерки вчетверо сложенный лист бумаги, развернул его и, надев очки, стал громко читать:

— «Бывают в жизни люди, которые привлекают внимание с первой же встречи, и потом, когда сходишься с ними ближе, они занимают в твоем сердце такое место, что никогда не забудешь. К таким людям я отношу прекрасного сына братского таджикского народа Давлята Сафоева. Он только вступает в двадцать пятый год своей жизни, но многие страницы его биографии уже достойны сказаний и песен. Я бы сравнил его жизнь с молодым деревцом, которое выдерживает зной и стужу, ураганы и бури, радуя садовника своим зеленым, цветущим видом.

Понимаю: лирика не лучший стиль рекомендаций. Но я говорю о том, с какой силой духа и стойкостью Давлят Сафоев сохраняет верность народу и Советской Родине, как закалился он в битвах и бурях Великой Отечественной войны. Наша любимая Родина и весь наш великий советский народ могут гордиться своим преданным сыном, своим верным отважным солдатом.

Я считаю, что старший лейтенант Давлят Сафоев достоин быть в рядах партии коммунистов, и рекомендую его с полной уверенностью и высоким сознанием своей ответственности…»

Могила Давлята утонула в цветах.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Стояло четвертое военное лето, жаркое, знойное. На полях и в садах, на улицах и дорогах Таджикистана чаще, чем люди, встречались птицы, и не было в том ничего удивительного, ибо война забирала людей. На всех фронтах от Черного моря до Балтики наши войска наступали, ломая яростное, ожесточенное сопротивление врага, что, естественно, не обходилось без колоссальных потерь и требовало все новых и новых людских резервов. Уходивших в армию заменяли на колхозных полях, в заводских цехах и тесных клетушках различных учреждений старики, женщины, подростки, для которых был священным лозунг тех дней: «Все для фронта! Все для победы!» Люди работали самозабвенно, не щадя сил, и если встречались не занятые делом, то чаще всего это были те, кто вернулся с войны инвалидом.