Не говори, что лес пустой...

Через два дня, когда приказ был подписан, подполковник Тарасевич провожал Давлята в Ташкент. Увидев у него в руках большого плюшевого медвежонка, Тарасевич усмехнулся:

— Кому это?

Давлят выдержал его лукавый взгляд, горделиво ответил:

— Будет кому играть…

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

За те три-четыре недели, в течение которых лейтенант Давлят Сафоев побыл с семьей, сдал дела в Ташкенте, явился в соответствии с приказом в распоряжение штаба Ленинградского военного округа и, получив назначение на должность заместителя командира стрелковой роты, прибыл в часть, — за эти недели на международной арене произошли многочисленные грозные события.

Первого сентября 1939 года фашистская Германия напала на Польшу. Через два дня, третьего сентября, объявили войну Германии Англия и Франция, затем стали объявлять британские доминионы: Австралия, Новая Зеландия, Канада… Большая и опасная политическая игра, которую вели империалисты, пытаясь натравить Гитлера на нашу страну, окончилась для них, как и предсказывалось на XVIII съезде партии, серьезным провалом. Новая империалистическая война становилась всеобщей, мировой.

Сообщения в газетах с западного, франко-английского фронта были однообразны: там не происходило ничего существенного. Зато на польском фронте немцы стремительно продвигались вперед, беря город за городом. Пятнадцатого сентября они взяли Перемышль, Белосток и Брест-Литовск, семнадцатого окружили Львов… Фашисты выходили на наши границы. Было ясно, что варшавское «правительство полковников», которое всегда рьяно проводило антисоветскую политику, привело Польшу к катастрофе.

В этих условиях Советский Союз решил спасти от фашистского порабощения миллионы единокровных сестер и братьев советских людей — украинцев и белорусов, проживающих на землях, отторгнутых польскими панами почти два десятилетия тому назад, во время третьего похода Антанты.

Семнадцатого сентября Главное командование Красной Армии дало приказ войскам перейти границу и «взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии».

— Хотел бы я участвовать в этом освободительном походе, — сказал Давлят Тарасевичу и услышал в ответ:

— На нашем участке порох тоже нужно держать сухим.

Рота проводила тактические занятия на лесистой и холмисто-болотистой местности. Леса, болота и озера тут тянулись до самой государственной границы с Финляндией. Занятия велись в условиях, максимально приближенных к боевым, без всяких скидок, при участии представителей из штаба полка, начальником которого был подполковник Тарасевич. Бойцы несли на себе вещмешки и скатки, саперные лопаты, противогазы, подсумки с патронами. Приходилось преодолевать крутые подъемы, продираться сквозь заросли, шагать по чавкающей трясине, переползать по-пластунски лужайки и форсировать студеные реки.

— Прежде, рассказывают, нашего брата так не гоняли, берегли, как заморский цветок в теплице, — насмешливо говорил на коротком привале товарищам красноармеец Клим Пархоменко, в прошлом донецкий шахтер. — Что, Осьмушка, цел еще пуп, не сорвал?

Осьмушка, или Восьмушка, прозванный так из-за малого, щуплого роста ферганец Махмуд Самеев, скорчил гримасу.

— Э-э, все ничего, мертвый час отменили, вот где жалость!

Бойцы покатились со смеху. Клим прижал ладони к животу и, хохоча, запрокинул голову.

— Лодырь, все говорят, спит днем, — невозмутимо продолжал Самеев. — А спросили бы меня, я б сказал: наоборот, сил бойцу прибавляет, мозги прочищает сон!

— А давай-ка, Восьмушка, напишем про это наркому. Глядишь, может, и возвратит мертвый час, ась? — ухмыльнулся боец, лежавший, опираясь на локти, рядом с Самеевым.

Рослый, плечистый сержант Харитонов, перематывая портянки, сказал:

— Ты ж как воробышек, Самеев, и такая засоня?

— А воробьи что, разве не спят? С шести-семи вечера и до шести утра дрыхнут, ровно двенадцать часов!

— Не горюй, Махмуд-джан, копи в уме, что не досыпаешь: как вернешься домой, все отоспишь, — энергично взмахнул рукой чернявый боец.

— Скажешь тоже, Сурен! — засмеялся Клим. — Кому же, ежели после долгой разлуки будет дрыхнуть, играть с молодой женой?

Взлетели спугнутые взрывом хохота лесные птахи, тревожно закружились над елями и березами.

— Он разве женат? — спросил Сурен.

— Женился, чудак, за четыре месяца до призыва, — ответил сержант Харитонов.

— А, тогда, конечно, обидно…

— Не только ему, еще молодайке, — ввернул Клим и шутливо посоветовал: — Вот, Осьмушка, о чем бы написать наркому! Несправедливо ведь!

Самеев сдвинул каску на затылок, все с тем же невозмутимым видом сказал:

— На что жаловаться, приятель? Это же своего рода испытание верности. Любит — потерпит, будет ждать, а нет — не надо!