Не говорите Альфреду

Когда мы вернулись в посольство, Филип как раз пересекал двор. Шарль-Эдуар отказался от чашки чая. Объяснил, что Грейс мечтает услышать, как прошел наш день, и ему, вероятно, лучше отправиться домой. И он сразу же уехал. Филип вошел со мной в дом.

– Мне очень нравится Валюбер, – произнесла я.

– Особенность сердцеедов в том, что они пожирают женские сердца, – ворчливо заметил он. – Эта ослица Норти опять обедает с ним сегодня вечером.

– Одна?

– Не знаю. Вы читали сегодняшние утренние газеты?

– Нет. Я спешила.

– Не видели Мокбара?

Я замерла. Мы остановились на середине лестницы.

– Что еще?

– Он раскопал, что тот знаменитый француз, который выиграл вашу мать в лотерею, не кто иной, как бедный старый Буш-Бонтан. Мокбар говорит, что в состоянии доказать, что французский премьер – это один из экс-отчимов жены посла леди Уинчем. – Филип вытащил торчавшую из кармана газету. – Вот… способен доказать, да… Ее шестидесятитрехлетняя мать, продолжает он… да, послушайте, это берет за живое… бывшая леди Логан, бывшая миссис Чеддсли-Корбетт, бывшая виконтесса Тринг, бывшая мадам Буш-Бонтан, бывшая миссис Рол, бывшая миссис Плаг, бывшая сеньора Лопес, бывшая миссис Хризолит ныне замужем за человеком из Пимлико по имени «Дедушка» Марксон, двадцати двух лет, организатором «Дедушкиных туров». Проинтервьюированная в Лондоне, миссис Марксон сообщила, что потеряла связь с мужем номер четыре. «Мы были безумно влюблены», – добавила она. На вопрос, правда ли, что месье Буш-Бонтан выиграл ее в лотерею, она ответила: «По-моему, то была томбола».

– А дальше?

– Буш-Бонтан в бешенстве, я уже раз десять говорил с ним по телефону. Он утверждает, что прекрасно помнит жизнь с этой дамой, отчаянной, но хорошенькой и забавной, и кажется, они находились вместе два или три месяца, но он определенно никогда на ней не женился.

– Боже! – воскликнула я. – Это ставит его в неловкое положение. Все равно как спросить человека, когда он собирается перестать бить жену. Если он женился на Сумасбродке, это скверно, но, если он на ней не женился, получается, что это еще хуже?

– Нет-нет, вы не понимаете французов, как сказал бы Дэви. Если он на ней женился, то это конец его карьере, но если он только жил с ней, никто здесь этого не осудит. Не могли бы вы позвонить ей и выяснить?

– Боже милостивый! Но я боюсь, она называет его, – (я смотрела на заметку Мокбара), – мужем номер четыре. Идемте, сейчас позвоним.

Выяснилось, однако, что в этом нет необходимости. В Зеленой гостиной поверх моих послеполуденных писем лежала телеграмма: «Никогда не выходила за него дорогая это было одностороннее обязательство не давала интервью все вопросы к Ворчуну который обещает завтра опровержение ”Дейли пост” Сумасбродка».

– Ну что ж, – сказал Филип, когда я протянула ему телеграмму. – Это облегчает проблему. Если они действительно дадут опровержение в «Дейли пост», французские газеты это не перепечатают. Они гораздо больше завязаны на достоверности, чем наши.

– Вам не кажется, что Мокбар зашел слишком далеко? Не могут ли его уволить?

– Только не его! Вероятнее, что он получит надбавку и сможет лучше кормить свое отродье, пока очередное повышение стоимости жизни не вынудит его сорвать новый куш. – Филип поднял телефонную трубку. – Кэти, соедините леди Уинчем с председателем Совета министров.

– Это мой отчим? – спросила я и рассмеялась. – Слушайте, я получила телеграмму от моей матери, которая, по мнению Филипа, все исправит. Она пишет, что газета собирается дать опровержение относительно ее замужества. Добавляет, что это было лишь одностороннее обязательство.

– Одностороннее обязательство? – с подозрением уточнил Буш-Бонтан. – Что это такое?

– Как будет одностороннее обязательство по-французски? – обратилась я к Филипу и повторила вслед за ним: – Acte unilatéral [97], но у вас здесь такого нет. Понимаете, это означает, что она взяла вашу фамилию.

– Неужели? Не было никакого документа. Но с какой стати ей было брать мою фамилию?

– Для соседей, наверное.

– Но chère Mme l’ Ambassadrice[98], это же было в Харэре[99]! Соседями были эфиопы… Впрочем, не важно, продолжайте.

– Суть в том, что завтра появится опровержение. Боже, мне так жаль… хотя это совсем не моя вина.

– Но все это не имеет значения до тех пор, пока меня не будут считать biganme… Как это по-английски? Двоеженец. Вот это было бы очень досадно. В Верхних Пиренеях это не понравится, как не понравится и родственникам моей покойной жены Пуселярам (текстиль Пуселяр) из Лилля. Единственный человек, кто будет в восторге, – моя невестка: она меня ненавидит, это вполне вознаградит ее за то, что она замужем за внебрачным ребенком. Теперь, конечно, мне припишут сотрудничество с британской разведкой, но поскольку единственным французом, о котором так не говорят, является генерал де Голль, то, полагаю, я это перенесу. Святая Доротея! Она действительно ваша мать? Странно! Не существует двух более непохожих женщин – хотя сейчас я вижу разительное сходство между ней и Норти.

– Я всегда стараюсь этого не видеть!