Не играй с огнем, девочка, или Ведро воды тебе на голову!

Собственная беззащитность и отчаянность положения отозвались внезапно обжигающей злостью на себя и ситуацию. Да, я сама виновата в том, что мужчина передо мной считает меня гулящей девкой и ведет себя соответственно. И все, что я делаю — только усугубляет ситуацию. Так чего же теперь прикрываться и взывать к его благородству, если Арквил считает, что я отдалась даже конюху, который всего-то подвез до города?!

Не давая себе времени передумать, в порыве охватившего гнева я встала из ванны и твердо посмотрела в лицо Арквилу:

— Ну как? Хороша? — голос сорвался, я сама слышала в нем нотки подступающей истерики.

Он стоял, не шевелясь, лишь пожирал меня глазами. Я кожей ощущала касания его потемневшего взгляда. Вода в ванне была теплой, но стоило встать — стало очень холодно, а может, это знобило и трясло от накативших противоречивых эмоций.

— Подайте мне, пожалуйста, полотенце, кер, — шепотом попросила, боясь сделать шаг.

Арквил, не отводя глаз, нашарил рукой полотенце на крючке за спиной и, взяв его, сделал шаг ко мне. Он оказался совсем близко, его дыхание особенно остро ощущалось на обнаженной мокрой коже, отзываясь горящими искрами, вспыхнувшими враз по всему телу. Мужчина расправил пушистую ткань, осторожно набросил мне на плечи.

— Ты вся дрожишь… — его голос был мне незнаком. Низкий, хриплый, напоминавший рык дикого зверя.

Он приобнял меня осторожно, словно боясь, что я оттолкну его. Чары, скрывающие его шрам, рассеялись, и на лице проступили ожоги. Завораживающее зрелище, словно открылся секрет, доверенный им только мне. Что-то, о чем не знали другие, но видела я. В этот раз нас разделяла только его одежда — полотенце прикрывало лишь до пояса, его руки скользнули по моей спине вниз, касались обнаженной кожи, осторожно поглаживая ее.

— Потому что вас боюсь, — честно сказала, и это показалось так смешно, что я глупо хихикнула.

Этот маленький смешок словно прорвал плотину. Из глаз крупным градом брызнули слезы, а я продолжала нервно смеяться, не в силах остановить истерику.

Арквил замер, глаза его округлились, а руки остановились. На его лице мелькнула горечь, он отступил в сторону, отворачиваясь от меня:

— Я буду в кабинете.

Он ушел быстро, не оборачиваясь. Словно и сам чего-то испугался, и стоило ему покинуть ванную, как у меня подкосились ноги, и я плюхнулась в воду вместе с полотенцем. Обхватила колени и отдалась рыданиям. Сегодня меня впервые обнаженную видел другой мужчина — он не был мне мужем и никогда им не станет. Он обнимал меня, трогал, и это было безумно приятно… Как же теперь избавиться от чувства вины за свою испорченность?

И как же справилась Елена, зная, что ждет блудниц после смерти?

Сейчас как никогда прежде я злилась на отчима и мать за то, что обрекли ее на такую судьбу. Сколько мужчин у нее было? Что ей пришлось пережить? Это все — на их совести… и на моей. Пусть я была лишь ребенком, но даже став взрослой, не пыталась связаться с ней.

И теперь я не могла перестать думать о том, в чем меня обвинял кер… Обидные и постыдные слова жгли изнутри, рождая смутные воспоминания. Кажется, еще до того, как отвезти Елену в город, отчим упрекал ее за то, что дружила с кем-то из местных парней. Говорил, что не даст приданого ни медяшки, и все, на что она может надеяться, что окажется хороша и без него. Мать запрещала ей выходить из дома вечерами, а кто-то из парней даже передавал через меня записки. Маленькой мне это казалось ужасно романтичным, а Елена умоляла каждый раз молчать, не выдавать секрет. Эх, если бы отец был жив, то отрекся бы от таких дочерей, некогда выросших на заповедях глухого бога.

Наплакавшись вволю, я потихоньку успокаивалась. Вода остыла, а намокшее полотенце давило на плечи. Нужно благодарить богиню, что ничего плохого не случилось, хотя могло. Приехала из Лигора, не рассказала керу Арквилу о том, что случилось в магазине, побоялась — и вот итог. Винить, кроме себя, некого. Глухой бог завещал нам быть смелыми, а я трусиха, которая решила понежиться в ванной, вместо того чтобы признаться. Теперь сижу тут, вместо того чтобы бежать в деревню и возвращать Томасу деньги. А ведь беда может случиться и с ним.

Осознание нависшей над конюхом угрозы заставило встрепенуться и перестать жалеть себя. Вылезла из ванны, кое-как отжала полотенце и не слишком хорошо вытерлась им. Закрутила волосы, позволяя лишней воде стечь с них, заколола заколкой, надела платье, сразу же прилипшее к телу, и, собравшись с духом, отправилась в кабинет к керу. Постучалась, но в ответ ничего не услышала. Пришлось постучаться еще раз. Снова тишина. Может быть, он ушел в лабораторию?

На всякий случай дернула дверь — открыто. Поколебавшись, заглянула внутрь. Кресло за столом пустовало. По крайней мере, мне так показалось.

— Пришла за деньгами? — я повернулась на голос и увидела кера, развалившегося на маленьком диванчике в углу. Рядом — открытая бутылка, а в руке — бокал с красным напитком. — Этого… как там его…

Вот нечистый!

— Вам не стоит пить, кер, — мягко сказала, надеясь, что мужчина меня послушается.