Не исчезай

Она думала о себе, о нем, о своем воображении, о странностях своего мозга, который воспроизводит слова, и слова становятся тяжелыми. Все написанное тянет ее вниз, отягощает, как невыношенная до срока старая ноша, что не желает ее покинуть; как бремя, которому все нет конца.

Думала о странной своей жизни, об одиночестве писательства. Еще о том, что в этой жизни нормально и правильно, а что можно считать ненормальным, отклонением от нормы. Зараженная бациллой писательства, она казалась себе иной, отличной от окружающих. Сама же удивлялась: что такое норма? Можно ли считать этот мир нормальным? Кого считать нормальным в мире бесконечной погони, недовольства собой? Кто может считать себя счастливым, довольным, уравновешенным, пригодным, приспособленным к этому миру? Возможно, чтобы приспособиться к такой жизни, надо именно стать странным, чтобы вынести все и продолжать жить дальше. Как Роберт.

Он был именно странным. Или ей так казалось. Но то, что удалось ему, не удалось больше никому. Обозначить, ввести в культуру, застолбить определенные места Новой Англии. Ручей и лес, дерево, бабочку, забор. Сумел дать живущим здесь нечто конкретное, как никто другой. Ведь недаром один из его биографов написал: американцы любят свою страну как некую идею, как нечто, чем она может стать. В то время как англичане любят свою Англию упорной любовью за то, что уже есть.

Получается, он помог им вывести эту землю из умозрительности в реальность, поэзией своей сделал ее для них реальной.

Глава десятая Сосед хорош, когда забор хороший

1

Увлекшись, Люба стала разыскивать в библиотеках многочисленные, как оказалось, биографии Фроста. Читала его стихи – на русском, на английском. Словно школьница, готовящаяся писать сочинение, морщила лоб, пытаясь понять, каково место Фроста в американской культуре? Кто он – Есенин, Ахматова, Рубцов? Ну, не Пушкин, да. Но ведь и не Маяковский? Глупые, конечно, вопросы. Люба пыталась понять, определить для себя. Что это было? Прежнее, из прошлой жизни, плохо забытое желание утвердиться или стремление дать всему название? Разложить по полочкам, обозначить: этот – писатель, а вот тот – графоман и истерик. Американский индивидуализм и прагматизм – вот в чем дело. Дело не в починке стены, не в хороших соседях. В 1995 году двое членов Верховного суда США попытались проиллюстрировать одно из положений конституции цитатой из Фроста. Пожалуй, все дело в американском отношении к жизни, и как только она определит, в чем оно заключается, все встанет на свои места: Роберт Фрост, Америка, писательница N.

Пословицы отцов он не нарушит…

[48]

Между русским вариантом и оригиналом прослеживалось безусловное различие. И все же…

He moves in darkness as it seems to me
Not of woods only and the shade of trees.

[49] —

Кем был этот Роберт Фрост?

2

В 1964 году в издательстве «Holt, Rinehart, and Winston» вышел внушительный том (645 страниц) переписки Фроста. Из 1500 оставшихся в наследство американской публике писем сюда вошло всего 466. Учитывая, что редактором публикации стал официальный биограф поэта Лоуренс Томпсон, интереснее было бы прочесть ту неопубликованную тысячу писем, с которыми составитель сборника широкую публику решил не знакомить. «Избранные письма Роберта Фроста» – книга, которая стоила десять долларов в 1964 году, в 2010-м на «Амазоне» (подержанная, но в хорошем состоянии) продавалась за четыре. Прижимистой Любе удалось найти упомянутое издание в местной библиотеке. С «Избранными письмами» в обнимку, выходя из чистенького здания на главной улице маленького городка Новой Англии, она сама ощущала себя избранной, интеллектуалкой. Шаг стал тверже, на губах играла слабая улыбка. Даже голову она держала чуть повыше, чем обычно.