— Я не думаю. Джон, тебе не приходило в голову, что отъезд Мэри не принес мне ни радости, ни тем более счастья? По сути, я вынудил её отказаться от близкого человека. Твои слова не стали для меня смертельной обидой, они лишь добавили боли к той, что уже была. Мне жаль её, Джон. Искренне. Мэри в самом деле любит тебя.
— А я — тебя. Тебя, Шерлок. И хочу, чтобы мы вместе пережили всё это. Да что с тобой?! Неужели ты не хочешь того же самого?
— Не хочу.
— Врешь. Это не может быть правдой. Пожалуйста, прекрати.
— Есть вещи, которые легче даются, когда ты один.
— Ты был один слишком долго. И я был один. Без тебя. Лично мне хватило по горло.
— И тем не менее дай мне немного времени. Хорошо?
— Черт с тобой, — сквозь зубы выдавил Джон. — Но только немного. — Он попытался закончить удручающий разговор на шутливой ноте: — Учти, я настроен на тебя очень серьезно. — Но сердце продолжало щемить, и шутка показалась туповатой и пошлой. — Шерлок, ты простишь мне те подлые слова? И моё ебаное малодушие? Я же весь твой, даже такой… несуразный.
— Я прощу тебе всё. И всегда.
В животе восторженно ёкнуло — неужели готов оттаять? Улыбка тронула краешки губ, но Джон проворчал, подавляя вздох облегчения: — И всё-таки это глупо.
— Наверное. Но как бы то ни было, прошу тебя об услуге — дай мне возможность побыть одному.
Что ещё ему оставалось, кроме тихого «ладно»? Но когда разговор был закончен, и голос Шерлока перестал бархатисто ласкать его слух (что бы он при этом ни говорил), Джона затопило злое отчаяние — когда-нибудь они будут просто жить и просто любить?! Почему судьба прилагает так много усилий, чтобы их разлучить? К черту судьбу и все её смирительные рубашки — он не намерен ей потакать, и не намерен ждать слишком долго. Скоро, очень скоро он приедет на Бейкер-стрит, и не найдется на свете силы, способной оторвать его от ковра их гостиной. А Шерлок… А Шерлоку он скажет: «Пошел ты, Шерлок. Я буду просто жить и просто любить. Без вариантов».
Думать об этом было отрадно, и, приняв окончательное решение, Джон мало-помалу возвращался в привычную колею, чувствуя себя немного увереннее и бодрее. Любовь причиняла немало страданий, то и дело поворачиваясь спиной, но от этого становилась ещё дороже.
Ничего, ничего, уговаривал он себя, как-нибудь. Только куклы не совершают ошибок, а мы, слава богу, не куклы — живые, горячие. И обиды прощать умеем, даже смертельные (ах, Шерлок…). В какой семье не бывает временных трудностей? Справимся.
В нем вскипало небывалое воодушевление — скоро, скоро всё встанет на свои места. Желание действовать, совершать поступки переполняло. Хотелось предстать перед Шерлоком обновленным и сильным. Настоящим. Человеком, чьей любовью он может гордиться.
Первым делом Джон отправился к Алексу, отношения с которым в последнее время приобрели характер мимолетный и исключительно деловой. В этом не было прямого намерения, отчуждение возникло само собой, хотя и не прошло незамеченным. Алекс по-прежнему оставался для Джона тем, кого он без колебаний мог назвать своим другом, но в запутанный и сложный период представить их разговор даже на нейтральную тему не получалось, как бы Джон ни старался. Его тянуло к Алексу, к его открытому, мудрому взгляду, к его готовности выслушать, даже к его чаю, черт побери, только вот ноша на тот момент была чересчур тяжела… Сейчас наступило время решительных действий, и Джон без лишних ухищрений и недомолвок обратился к Алексу с вопросом, нуждается ли ещё хирургия в его руках. От волнения холодело внутри, щеки пылали — так важен был для него этот шаг.
Сияние, что изливали глаза Алекса, его широкая улыбка, в которой читалось немалое облегчение, явились самым лучшим ответом. — Надумал, чертяка? Я знал, что ты не сможешь отказаться от этого на полном серьезе. Только не ты.
— Алекс, — выдохнул Джон, крепко обхватив его плечи. — Мне как никогда нужна твоя помощь. И поддержка. Я расскажу тебе всё, и очень надеюсь, что… что твое отношение ко мне не изменится. И… к Шерлоку. К нам обоим…
…Алекс выглядел потрясенным. — Черт возьми, Джон, — сказал он, выслушав сумбурную исповедь. — Это… Черт…
— Осуждаешь? Считаешь нас извращенцами? — На минуту Джона охватило отчаяние — неужели он снова ошибся, снова открыл не ту дверь?
Но Алекс вскинул на него удивленный взгляд. — Ты идиот?
Грудь распрямилась, наполнились воздухом легкие — идиот? Хороший знак. Называть его идиотом было исключительным правом Шерлока Холмса. Никому и никогда Джон Ватсон не позволил бы безнаказанно бросаться такими словами. Но не в данный момент. И не в случае с Алексом. — Ещё какой.
Алекс прошелся по кабинету, ероша рыжеватые пряди, и, остановившись напротив, посмотрел на Джона в упор. — Думаешь, я не знаю, что такое любовь? Я? На моих руках умер любимый, и плевать, какой смысл я вкладывал в это слово — любовь от этого не стала чем-то другим. Ещё тогда, в ресторане, я заметил — между тобой и Шерлоком происходит что-то необъяснимое. Большое. Думал об этом… Теперь-то мне всё понятно. — Он замялся. — Всё по-прежнему не совсем гладко, да?