— Я теперь уже ни в чем не уверен, — удрученно проговариваю я, размышляя над тем, что у Брайана Кинни был очень хороший шанс меня убить, но он выбрал поцеловать…
========== Глава 3 ==========
Я не могу заснуть целую ночь. Снова и снова возвращаюсь мыслями к сегодняшнему вечеру, к нашему разговору и к его словам про Коди.
Определенно, это убийство отличается от предыдущих, в случае с Кинни тела находили разорванными, часто без каких-либо частей, избитыми, изнасилованными, лежащими голыми и полностью усыпанными синяками или порезами. Нетронутым оставалось только лицо. Даже если голова лежала отдельно от тела, на лице все равно не было ни единой метки. К тому же, он никогда никого не убивал у них на дому. Всегда все было сделано на его территории, а уж потом тело могли найти где-нибудь под мостом без лишних пометок, записок или прочей хрени, но за два года мы научились определять его почерк. Так что Коди — не его рук дело. Да и у Кинни совершенно не было возможности что-то передать своим сообщникам. Хотя… вряд ли у него вообще были сообщники. А если и были, то наверняка он их убил.
Но я не могу забыть его взгляд, когда нас прервали. В нем чувствовался голод, успешно скрываемый за спокойствием. Только вот интересно, этот голод связан с тем, что он давно не трахался или давно не убивал? А может, ни то, ни другое…
Черт меня дернул снова связываться с ним. Хотя, это было моей мечтой на протяжении длительного времени.
На следующий день мне сообщают, что Кинни хочет меня видеть. Меня бросает в жар, когда я слушаю, что мне говорит Майкл.
— Прости, что? — видать, я настолько задумался, что пропустил его последние слова.
— Говорю, что его привели уже, он сказал, что будет разговаривать только с тобой и ни с кем другим.
Я облизываю внезапно пересохшие губы. Майкл же с подозрением смотрит на меня, а потом тяжело вздыхает, оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что мы одни стоим посреди коридора, и тихо спрашивает:
— Ну ладно, что там за дело у тебя с ним? Он хочет рассказать, где Ханникат, или нет?
— Нет. Нет никакого дела, и ничего он не хочет мне рассказать, мы зря теряем время.
— Но зачем-то же он зовет тебя?
Я вижу, что Майкл не понимает, что происходит, и почему я внезапно отказываюсь от расследования, о котором говорил беспрерывно два года подряд. Но признаться ему, что отношения с Кинни слегка заходят за грань допустимого — я не могу.
— Пошли, кое-что покажу.
Мы направляемся к камере, в которую привели Брайана, и заходим в помещение, чтобы видеть его сквозь зеркало Гезелла.*
Я плотно прикрываю за нами дверь и указываю на Кинни, который спокойно сидит, прикованный наручниками. Как ни странно, его взгляд устремлен прямо в зеркало, будто он знает, что мы наблюдаем за ним сию минуту, но никаких эмоций он не проявляет.
— Что ты видишь? — спрашиваю у Майкла, пытаясь понять сам, что именно я сейчас наблюдаю.
— Я вижу Брайана Кинни, — спокойно отвечает он, заново обшаривая глазами комнату в надежде найти еще какой-нибудь посторонний предмет.
— Это да. Здесь согласен. Но видишь ли ты перед собой убийцу?
Майкл еще раз внимательно вглядывается в него.
— Нет. Обычные убийцы трясутся, волнуются, переживают, когда мы их приводим, они боятся тюрьмы, боятся того, что мы их поймаем, разоблачим и посадим. Так что в нем я вижу маньяка, — ухмыляется он, заканчивая свою мысль.
— А как ведут себя невиновные?
Майкл думает одну секунду.
— Еще хуже. Невиновные активны в своей защите, зачастую имеют бурную реакцию на происходящее, волнуются о том, что подумают близкие, знакомые…
— У этого близких, скорее всего, нет, — вставляю я.
— Но в любом случае, у него нет никакой реакции.
Мы молчим. Кинни едва заметно шевелится, чуть поворачивает голову, и теперь его взгляд устремлен прямо на меня. От вчерашней дикости не осталось и следа.
— Ошибаешься, реакция у него есть, а еще у него есть эмоции, и все в порядке с головой, насколько его голова может быть в порядке, с учетом того, что он совершал, — тихо проговариваю я.
Майкл отрывается от зеркала и смотрит на меня.
— Что ты имеешь в виду, говоря про голову?
— Сколько он уже здесь? Четыре дня, пять? — отвечаю вопросом на вопрос.
— Да кто считает, — пожимает плечами Майкл.
— Он сидит в одиночной камере для особо опасных преступников, из развлечений у него единственное в день посещение камеры для допроса, перерыв на обед, когда ему приносят еду, остальное время он играет со своими цепями и смотрит в потолок. Ты знаешь, что люди, находящиеся первый раз в тюрьме, практически сходят с ума, если их определяешь в такие условия.
Майкл кивает, но по-прежнему не понимает, к чему я клоню.
Я вздыхаю и наконец-таки отрываю взгляд от Кинни и отворачиваюсь от зеркала, чтобы тут же опереться о него спиной.